Анатолий Алексин - Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов)

– Петруша, – тихо ответил Иван Максимович. – Он обожал молодежь.

– Кто же ее не любит?!

Николай Николаевич, не попрощавшись, покинул директорский кабинет.

Иван Максимович не сдержал счастливой улыбки. «Вернулось!..» – подумал он.

Почти весь театр цитировал шекспировскую трагедию.

Иван Максимович подмечал это с радостью. «Вот и Николай Николаевич не удержался: процитировал! – подумал он. И, опомнившись, озабоченно помрачнел: – А с беседами нехорошо получается…»

На днях председатель месткома, обратив внимание директора на настроение Патова, сказал:

«Причина его раздражения – это якорь спасения для нашего ТЮЗа», – подумал Иван Максимович. Но вслух ничего не высказал.

Этой цитатой ответила директору заведующая труппой, когда он поручил ей срочно разыскать актера, который должен был заменить другого, неожиданно заболевшего.

Защищая актера, в способностях которого решительно усомнилась Зина, Костя Чичкун медленно, на ходу припоминая, тоже произнес две строки из трагедии:

Сама Зина, разумеется, чаще всех прибегала теперь к авторитету Шекспира. Требуя прямоты и ясности в отношениях с Патовым, она воскликнула:

И, наконец, дежурная, сидевшая у дверей служебного входа, комментируя драку двух юных зрителей, сказала Ивану Максимовичу:

– Налетели друг на друга, как Монтекки и Капулетти. А по какой причине? И сами не знают.

Услышав это, директор снова подумал: «Вернулось!»

Зина, Андрей и Ксения Павловна пили чай в Зининой комнате.

– Я не сомневаюсь, что лучше всего Ксении Павловне взять сцену из «Без вины виноватых». Кручинина – уже немолодая…

– Зина, – остановил ее Андрей.

– … очень красивая женщина!

– Зиночка! – остановила ее Ксения Павловна.

– Немолодая, красивая… И актриса! Все полностью совпадает. А главное: вы, Ксения Павловна, – вся в материнских чувствах. У вас и Лера – ребенок, и Николай Николаевич, и я. После большого перерыва актрисе, я не сомневаюсь, легче всего сыграть… просто себя.

– Я думаю, ты права, – согласился Андрей. – Но лучше взять не монолог, а диалог с Незнамовым. В этом больше театра… Как вы думаете, Ксения Павловна?

– Я согласна. Но кто будет Незнамовым? Просить актеров из вашего театра неудобно. Это дойдет до Николая Николаевича…

– А разве он против? – удивился Андрей.

– Мы хотим сделать ему сюрприз. Он будет вам благодарен. Только благодарен! Я вас уверяю. Но просить актеров театра, где он главный режиссер, репетировать и выступать вместе со мной… С этим он может не согласиться. Это как-то не принято.

Зина опять обратилась к Шекспиру.

Андрей взглянул на нее с откровенным изумлением. «Зачем же так? При жене!..» – упрекал его взгляд.

– И все же добродетель в какой-то степени всегда остается добродетелью, – мягко возразила Ксения Павловна. – Если человек ошибается, но движим благородными намерениями, его трудно осуждать.

Чтобы Зина не успела высказать своих возражений, Андрей поспешно спросил:

– Так кто же все-таки «подыграет» вам, Ксения Павловна, в этой сцене?

– Как это кто? Ты подыграешь, – сказала Зина.

– Опять я?!

– Если бы я могла выступить в роли Незнамова, я бы сделала это не задумываясь.

– Андрей, я слышала, репетирует сразу на двух сценах… – сказала Ксения Павловна.

– А вечером, после театра, он в порядке отдыха будет репетировать с вами. Я в вашем обществе всегда отдыхаю!

Андрей не умел отказывать.

– Вообще-то роль Незнамова, не знающего своих родителей, мне близка: я ведь детдомовское дитя.

– Да-а?… – с добротой и сочувствием произнесла Ксения Павловна.

– Ты воспитывался в детдоме? Не может быть! – воскликнула Зина. – И не сказал мне об этом?

– Не успел еще… (Она положила руку ему на плечо.) Только не смотри на меня, как на круглую сироту, – попросил Андрей.

– Но в таком случае ты обязан сыграть Незнамова! Сцену его встречи с Кручининой… Там совсем мало реплик. Я помню.

– Человеческий организм не может выдержать такой нагрузки, – сказала Ксения Павловна.