Александр Русов - В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть)

— Оказывается, нас никто не встречает, — сообщил Сергей Сергеевич почему-то даже радостно.

— Ну да, сегодня воскресенье… К сожалению, других билетов не было…

— Тем лучше.

Он прервал ее, нетерпеливо схватив цепкими пальцами выше локтя.

— Тем лучше! Доберемся своим ходом. Предлагаю переодеться и сдать вещи. Кто-нибудь их потом привезет. А пока… Вы — в комнату для девочек, ну а я соответственно… Встречаемся через четверть часа.

Уже минут через пять на нем были летние спортивные брюки, ковбойка с короткими рукавами, и, ожидая Инну в условленном месте, он с нетерпением поглядывал на часы.

Легкая и стремительная, она появилась наконец в проходе между креслами, на которых дремали, читали, ели и просто сидели люди. Сергей Сергеевич поднял руку. Инна заметила, кивнула на ходу. Кого она ему так напоминала? Очаровательного зверя. Осторожного зверька. Ламу? Пуму? Пугливую тонконогую косулю?

Из камеры хранения они отправились в ресторан. Официант принес меню.

— И еще приготовьте нам что-нибудь с собой, — вальяжно откинувшись на спинку стула, распорядился Триэс — Курицу. Хлеб. Зелень…

Инна искоса поглядывала то на раскрепощенного, освободившегося от стесняющей одежды Триэса, то на старательно записывающего заказ официанта, и ей казалось, что журавль, которого она так долго выискивала в небе, вот-вот превратится в синицу и даже, возможно, сядет ей на руку.

Уже четыре года минуло с тех пор, как она перешла из конструкторского бюро в Институт химии с твердым намерением избрать путь современной деловой женщины, сделать карьеру. Когда-то она хотела быть художницей, актрисой, но все эти неясные детские мечтания быстро разметала жизнь. Теперь ей предстояло обрести полную материальную и моральную независимость, защитить диссертацию. Не то чтобы ее властно притягивала наука или терзала одержимость какой-то идеей. Просто это был, с ее точки зрения, самый реальный для нее путь к самостоятельности. На свой счет она не питала никаких иллюзий, не считала себя особенно умной, способной или образованной. Но ведь сколько ей довелось видеть вокруг таких же обыкновенных женщин, ставших без веских на то оснований кандидатами и докторами наук! Самое главное, как показывал ее жизненный опыт, заключалось не в таланте какого-то особого рода, а в решительности, твердости характера, постоянном напоре, да и на привлекательную внешность свою, говоря откровенно, она делала не последнюю ставку.

Приблизительно с такими представлениями о жизни и о своем месте в ней Инна Коллегова впервые переступила порог степановской лаборатории. Будущий руководитель во время первой же их встречи повел речь о кетенах (ими тогда только начинали заниматься) и, без всякого даже намека с ее стороны, упомянул о вполне реальной, на его взгляд, возможности сделать по данной теме мало сказать хорошую — замечательную диссертацию. Инна ничего не поняла во всей этой химии, но предпочла согласно кивать, изображая полное единомыслие, а молодой профессор, окрыленный таким пониманием, все более распалялся, что дало Инне лишнюю возможность убедиться в собственной правоте и проницательности.

Однако, когда ею были получены первые обнадеживающие результаты, Триэс, казалось, утратил к любимой аспирантке всякий интерес. Он уже не шутил, не улыбался, не ободрял, не вел обстоятельных, ставших для нее с некоторых пор необходимыми бесед о предстоящей д и с с е р т а ц и и. Более того. Он едва теперь здоровался, часто вовсе не замечал, рассеянно отвечал на вопросы. Словно бы, всего от нее добившись, он стал тяготиться ею.

Такой неожиданный поворот обескуражил Инну. Ее взгляды на жизнь мало переменились, и значит, за полным равнодушием шефа она должна была искать и находить нечто, подрывающее ее веру в собственные возможности. Да-да, ею пренебрегли!

Вдруг навалилось страшное одиночество. По существу, до нее вообще никому дела не было. Например, для Валеры Ласточки, который едва смотрел в ее сторону, носился с идеей самоусовершенствования и устраивал периодические голодовки, ее как бы вовсе не существовало. Женоненавистник Гурий? С ним не то что дружить — подойти страшно. Оставался Аскольд, нежный, заботливый, умненький мальчик. Скучнейшая технологическая работа с кротонами его не устраивала. Он занимался ею лишь постольку, поскольку никому другому шеф не сумел навязать эту тему. У Аскольда были уже собственные научные идеи, он щедро делился ими, когда они ходили обедать вдвоем или по пути к ее дому, но когда Инна поняла, что Аскольд влюблен, влюблен в нее по уши, что совсем не профессор, а этот чудак добивается ее расположения, она долго и нервно смеялась.