Матильда Юфит - Осенним днем в парке

Матвей Борисович сидел у костра.

Штабные командиры, ждущие рассвета, заснули тут же на земле, подсунув под голову полевые сумки.

Матвей Борисович подбрасывал в огонь еловые ветки, костер жарко вспыхивал, потом пламя утихало, горящие ветки обугливались и покрывались пеплом.

Перед этим старый учитель долго ходил по лесу, смотрел, как устанавливают на огневой позиции орудия, как тянут связисты провод через сырой от ночной росы луг. Окоп для командного пункта батареи еще только рыли, а уже телефонист припал к трубке, в углублении тускло горела «летучая мышь», подле которой работал вычислитель. Командир батареи старший лейтенант Бабченко отдавал распоряжения. Матвей Борисович мало что понимал в этой суете, но волновался, был возбужден. Мужчины делали свое мужское дело — учились воевать, — и он был с ними.

Никогда еще Матвей Борисович не ходил ночью по лесу, не копал землю, не дышал полной грудью. Он хотел стать артистом, а только иногда играл на скрипке, интересовался высшей математикой, а преподавал детям арифметику, — он не сделал открытий, не написал научных статей, он только составил подробный решебник задач.

Все это открылось ему сейчас, под томительный и тревожный комариный стон.

Вся его деятельность, которой он раньше гордился, — выступления на учительских совещаниях и работа в методическом кабинете наробраза — казалась ему теперь мелкой и никчемной.

Разве это была жизнь? Он искал для себя отдушины в том, что запирался вечерами в кабинете и читал умные книги. Это возвышало его в собственных глазах. Читал все, что печаталось в журналах и газетах, — это давало ему право считать себя передовым человеком. Он не пил, не курил, не изменял жене. Молодые учителя уважали его. Он гордился этим. Ему не было скучно — так был всегда занят.

И все это было не то! Нет…

Его пригласили заниматься с группой командиров, срочно подготовить их к экзаменам в военную академию. Он был смущен. Пошел на первый урок с опаской: ему казалось, что он не сумеет найти общий язык с военными людьми, он — такой маленький, и они — широкогрудые, в начищенных сапогах. Но командиры вели себя почтительно. Уважали знания, были точны и исполнительны.

Матвей Борисович осмелел. Он стал гордиться тем, что работает в армии. Кто он? Обыкновенный учитель. А перед ним сидят капитаны и старшие лейтенанты. Каждый из них командует людьми. Значит, фактически перед Матвеем Борисовичем сидели целые подразделения.

Он стал полковым учителем. Принес присягу. Он разрабатывал свой метод обучения малограмотных красноармейцев. Консультировал учителей из других воинских частей. Ссорился с командиром полка из-за количества часов для занятий так же, как когда-то с заведующим наробразом.

Он жаловался на «своих лейтенантов», если они пропускали уроки, ходил на дом к «своим капитанам». На него сердились командирские жены. Но учитель был непреклонен. Между собой ученики называли его «въедливым стариком», но побаивались и любили.

Все это возвышало Матвея Борисовича в собственных глазах.

Но никогда еще так ясно учитель не ощущал перемену, происшедшую в его жизни, как в эту ночь. Смотрел на огонь, то вспыхивающий, то замирающий, и был счастлив от сознания, что его не сморила усталость, что он бодрствует у костра. Собирает под соснами ветки и шишки и подбрасывает их в огонь. А штабисты спят…

У Матвея Борисовича сладостно замирало сердце.

Огромное небо над лесом, темное перед рассветом, предутренний холод, настойчивый крик ночной птицы — все волновало его. Он не мог усидеть на месте, должен был двигаться, преисполненный жизненных сил. И снова пошел в поле. На командном пункте, привалившись к насыпи, стоял Бабченко. Плащ, накинутый на плечи, топорщился, как горб. Бабченко смотрел вдаль, на темный лес. Фонарь бросал тусклые отблески на его испачканные глиной сапоги.

— Как дела? — спросил Матвей Борисович, интересуясь подготовкой к стрельбам, но лейтенант не понял его и сказал:

— Очевидно, Матвей Борисович, в условии была ошибка. Не получается задача по ответу, я уже два раза решал.

— Удивительное дело, — раздраженно отозвался учитель. — Я преподаю тридцать лет и тридцать лет слышу одно и то же: «Очевидно, в условии ошибка». Или: «Очевидно, в ответе ошибка». Идемте к свету, давайте решать при мне. — Он вытащил из своего бездонного кармана задачник. — А ну… я вам докажу, что ошибки нет.

Бабченко послушно опустился на корточки. Матвей Борисович ходил вокруг него, припрыгивая и заглядывая в задачник через плечо.