Матильда Юфит - Осенним днем в парке

«А Орест? Он-то тебе зачем?»

«Орест по крайней мере будет заниматься моими делами. Для счастья в семье вовсе не нужно, чтобы муж хватал звезды с неба».

Леля засмеялась, но не так жизнерадостно, как умела смеяться.

«Ты будешь их хватать сама, не так ли?»

«Муж и жена должны быть нужны друг другу — вот что главное… Орест будет уважать мою работу…»

«И твой успех».

«А как же… Но ты не думай, — сказала вдруг Леля, — в нем много такого, чего нет у меня. Он очень сентиментален. Чувствителен».

«Он? — Я была озадачена. И только взмолилась: — Не торопись… Подумай еще…»

Но Леля вышла за Ореста. И они стали приезжать вместе. Орест был довольно любезен со мной, хотя не нравился мне по-прежнему. А я… — Женя доверительно тронула меня за руку. — Я тогда была в переживаниях, в личном горе. В общем, был такой человек… — Она замялась, потом тряхнула головой, как сделала бы это молоденькая девочка. Почему-то все время, вглядываясь в Женю, я видела, каким милым, сердечным, нетерпеливым, полным ожидания подростком она была. Да и теперь такая же — честная, открытая, бескомпромиссная. — У меня был друг, очень занятой и задерганный человек, с которым мы уже много лет канителились, не умея ни разойтись, ни пожениться, потому что он был женат. Так вот, он очень невзлюбил Ореста… Я-то хоть старалась быть справедливой, а он, этот мой друг, вежливостью себя не утруждал…

Раньше всего Орест восстановил забор между нашими участками. Заборчик при наших отцах, конечно, существовал, но потом сгнил, повалился, а ни Леля, ни я не хотели тратиться на ремонт; и, в сущности, нам было так даже удобнее. Оресту это не понравилось. Мне было неприятно, что он стал строить забор, неприятно скорее символически: между мной и Лелей как бы возникает преграда… Но Леля вышла к плотникам, посмотрела, как они обтесывают бревна, полюбовалась стружкой и велела сделать калиточку. Орест ничуть не смутился.

«Леля хочет разбить цветник. И я боялся, что ваши куры…»

«Но я не держу кур…»

«Тем лучше. — Ореста нелегко было сбить. — Куры, петухи — это грязь, шум, а Леля плохо спит…»

«Может, нам радио не включать?» — ехидно спросил мой друг, хотя терпеть не мог радио.

«Нет, почему же, — разрешил Орест величественно, не замечая иронии. — Почему же, если не очень громко…»

Мой друг подчеркнуто низко поклонился. Но это не дошло до Ореста.

Может, вам смешно, что я так подробно рассказываю о заборе, но он многое определил в наших отношениях — я, Леля, Орест, Владимир Иванович.

Орест распорядился покрыть забор со своей стороны красивой зеленой краской, с нашей же резали глаза некрашеные доски.

Не сразу, но Леля заметила это:

«Ну и жмот ты, Орест…»

Оба захохотали, как будто то, что Орест жмот, было очень смешно.

«Мне удалось достать совсем немного краски. Была другая, но ужасный оттенок…»

«Пустяки. Мы сами покрасим, при чем здесь вы?» — бодро сказала я.

Но это были вовсе не пустяки. Мы ведь жили трудно, только на мое жалованье, свое Владимир Иванович отдавал семье. И все-таки я купила краски и сама покрасила наш забор. Нет, я не скажу, что Орест был так скуп. Он просто не давал себе труда думать о других. Иногда он бывал даже заботливым. Привозил какие-нибудь диковинные консервы и орал через забор: «Женя, танцуйте, я купил на вашу долю две банки! Хотите?» Это было очень мило с его стороны, не правда ли?

У Ореста была трогательная манера считать все наше своим. «Мы взяли вашу лопату. Она так хорошо заточена». Или: «Не отдадите ли вы нам старинное круглое зеркало для Лелиной спальни? Видели наши новые занавески, правда, гениально?» Он приходил, смотрел на наши вещи как оценщик, а у нас было еще много маминых вещей. «Какие у вас симпатичные ситцевые чашки. Леленька, может, махнемся с Женей или купим такие же? Вам ведь не будет неприятно? У нас с вами бывают совершенно разные люди, из разных кругов». Мне было в общем безразлично. Из-за двусмысленного семейного положения в нашем доме вообще почти никто не бывал, но Владимир Иванович взвивался: «Он нас ни во что не ставит, как будто мы мухи, насекомые, а не люди…» Конечно, он был эгоистом, Орест, но все-таки добродушным. Как бывают эгоистами дети. Появлялся у забора, смотрел, скажем, на нашу новую клумбу или дорожку, выложенную кирпичом: «О, очень мило! По заграничному журналу, да? Пожалуй, мы тоже так сделаем». Или командовал тоном, не допускающим возражений: «Женя, разделите нам пионы. Леля мне не доверяет…»