Матильда Юфит - Осенним днем в парке

— Ты ведь говорила, она старается…

— Стараться-то она старается…

Мать часто теперь рассказывала Юре о Маше Завьяловой. Юра даже немножко ревновал. И спрашивал:

— А какая она?

— Как это какая? Обыкновенная. Косы у нее…

И все обещала напечь беляшей и позвать Машу в гости, да почему-то не звала. То муки не было, то денег на мясо. А однажды, когда Маша явилась, Юры не было — уехал в пионерский лагерь.

Но в Юрину жизнь она уже вошла прочно, Маша Завьялова, как входили раньше то проезжий молодец, то дремучий лес из сказки, то таинственная папина родня, которая хоть и знать их не хотела, но все же где-то существовала. Ведь только эти люди, родственники, они одни могли сделать фигуру отца реальной, показать дом, в котором он рос, картошку величиной с кулак, которую отец любил, книги, какие он читал.

Мама мало что могла рассказать Юре про отца, все жалела, что его, такого молоденького, ранили; ох, как он ужасно мучился! Но был мужественный, страдал молча, не стонал, только кусал губы. И мама, когда приходила на дежурство в госпиталь, смачивала ему водой эти искусанные, растрескавшиеся губы. И тоже молча сидела около него. Он просил: «Расскажите что-нибудь». — «А я ничего не знаю». — «Ну, про детство свое расскажите». — «Я из детского дома, — отвечала мама. — Я сирота». Он закрывал глаза. Ресницы были длинные, «как твои, Юрочка, только черные, густые и красивые, как у женщины». Того, что имело значение для мамы, как он погладил ее исцарапанные руки, как предложил: «Говорите мне «ты», Полина, меня Коля зовут, Николай», — Юре было мало. Ну, хорошо, учился на инженера, а по какой специальности? На каком факультете? Мать не знала. То, что отец пошел добровольцем на фронт, когда мог доучиваться, нравилось Юре. Но ведь тогда все сражались за родину. Он уже наизусть знал все отцовы любовные письма и записки к маме, — писались они наспех, полны были заботы о ней, жалости, тревоги. О себе отец, когда уехал из госпиталя, сообщал скупо. Нет, Юра все-таки хотел бы разыскать папину родню. Хотел подробнее узнать про отца. Он даже ходил в военкомат выяснить, куда можно написать, как навести справки. Долго стоял в коридоре, пока не попал к военкому. Тот сказал грустно:

— Данные — откуда, кто — есть?.. Ой, мальчик, мальчик! Всю Россию война перекорежила, разве найдешь? Но мы запрос пошлем. Только не обнадеживайся. Оставь адрес…

Юра оставил, но ответа все не было и не было.

Мать вспоминала теперь отца реже, хотя не раз, приходя с работы, спрашивала взволнованно:

— Почтальон со двора выходил, не от нас?

— А кто нам будет писать?

Она уже не отвечала, как прежде, «папина родня», говорила:

— Ну, кто-нибудь…

На это Юра не отзывался. Иногда, чтобы отвлечь мать, спрашивал:

— Ну, как там твоя Маша?

Мать охотно рассказывала про ученицу:

— Такая дурочка, всего боится. Тут из пряжи выскочила мышь, так она подняла крик, люди сбежались. Зейкулов уж ругался-ругался, что всех переполошила…

Юра интересовался:

— А успехи как?

Мать перебивала:

— Ты лучше про свои успехи доложи. Не хулиганничаешь на уроках?

Юра только плечами пожимал, не снисходил до ответа.

— И откуда она взялась, твоя Маша?

— Как откуда? От отца с матерью. Отец инвалид войны, мать в магазине работает. Может, тебе еще про деда с бабкой анкету заполнить?

Юра обиделся. И сказал задумчиво:

— Вот у всех есть родня, есть корень — одни мы…

— Да разве я виноватая… — Мать тряхнула головой. — Соберусь с деньгами, платье красивое крепдешиновое сошью, вот зуб себе золоченый вставлю, может, и поеду к ним… познакомиться…

— Вот еще, ради них наряжаться…

Но мать ответила твердо:

— Ну нет, чумичкой, без зуба, куда я покажусь! Только себя срамить.

— Тогда я один поеду, — вдруг решительно сказал Юра.

Мать даже засмеялась.

— А во сколько дорога встанет?

— Не дороже денег…

— А деньги где возьмем?

Юра промолчал.

Но осенью, когда класс поехал на уборку хлопка, работал как взрослый и еще остался на уборке, когда школьники уехали; сколотил нужную на билет сумму, сказал небрежно матери:

— Поехать посмотреть, что ли, на эти дремучие леса, где папина родня…

— Как же ты один поедешь?!

— Ну и что? Не маленький. Я по карте уже весь маршрут изучил…

Тогда мать решила, что надо устроить «прощальный вечер» — купить селедочку, немного винца. А кого звать? Круг соседок во дворе поредел. Давным-давно уехала эвакуированная Лиза, причем расстались с ней друзьями: Лиза в три ручья ревела, Полина даже пошутила, что арык выйдет из берегов. Но и сама плакала. Долго стояла у калитки, пока отъезжала подвода с вещами. Вторая Лиза получила по ордеру комнату в другом месте. Фатима с мужем, молчаливым узбеком в полосатом халате, в белоснежной рубахе, распахнутой на коричневой груди, купили дом под городом. Фатима раза два приходила, хвастала: «Персик — пять деревьев, гранат — три, урюк, яблоко, один большой груша столько фруктов дает, как целый ларек. Муж на работу ушел, Фатима под дерево лег, пьет кок-чай. Одно горе, одна беда — скучаю без тебя, Полин, скучаю без твой Юрочка». Потом, видимо, привыкла, перестала ходить. Юсуф привез из района свою жену, обходит и Полину, и Юру стороной.