Матильда Юфит - Осенним днем в парке

Марина Сергеевна даже вспомнить не могла, когда это она просила. Ну что за обязательный человек! Она забыла, а он не забыл.

Николай опасался, что Марина Сергеевна не соблюдает санаторный режим, забывает, что она на отдыхе. Заботливость Николая ее не удивляла, к ней она привыкла. Только и подумала: «Верная душа». Но и к его верной душе она привыкла. Николай не был бы Николаем без этой верной души. Он инициатор ежегодных встреч однополчан, это он всех разыскал, со всеми списался, это он устраивает ночлег иногородним, заказывает ужин, в общем, держит в своих руках все «нити». А уж Марина Сергеевна всегда может на него положиться: Николай ругает Игорька, когда надо поругать за очередное художество, выручает его из разных бед. Чуть что случается в доме, ну, например, когда переезжали и замучились с перевозкой, когда матери делали операцию, когда Игоря чуть не исключили из университета, Марина Сергеевна звонила Николаю: «Выручай…» Он, как в бою, выручал… Вот даже если бы она отсюда послала Николаю телеграмму: «Приезжай, пропадаю», — наверняка прилетел бы. Только она этого не сделает, уж как-нибудь справится со своим настроением сама.

Письма Тамары напомнили ей, что надо зайти попрощаться с Еленой Петровной: все-таки старуха, надо уважить… Она ничего не умела откладывать в долгий ящик, сразу же и пошла…

Сегодня комната Елены Петровны выглядела повеселее, виноград за окном казался более живым, на столе стоял букетик подснежников, кошка не спала, умывалась, прихорашивалась, словно ради праздника. И даже холодная клеенчатая кушетка была накрыта ковриком с вышитыми крестом большими гарусными розами, — в детстве, во время скитаний по провинции, Марина Сергеевна уже видела такие коврики, такие огромные розы. И сама Елена Петровна на выглядела сегодня такой утомленной и хрупкой. И поспала подольше, и кофейку напилась, а кофе бодрит.

Полная добрых чувств, Марина Сергеевна заговорила о том, что пора уже Елене Петровне на покой. И комнату эту с печным отоплением надо бросать, ведь строится же для сотрудников курорта современный дом со всеми удобствами. Надо проситься туда.

— Не дадут, мне ни за что не дадут, — даже замахала руками Елена Петровна. — Я старая, сколько еще проработаю, кто знает? Нет, в первую очередь дадут молодым… Да мне и здесь неплохо…

Марина Сергеевна часто помогала людям, любила помогать… Хвастала, что умеет пробивать бюрократические стены. Ей это было нетрудно. Она свободно звонила, кому хотела, ее соединяли, смело приезжала на прием, смело проходила мимо очереди посетителей в кабинет, кто решился бы ее остановить? Смирение Елены Петровны, убежденность в том, что ей не пробиться к директору курорта, ее не пустят к нему, а уж в горсовет тем более, просто раздражали Марину Сергеевну. «Какая чепуха! Надо уметь добиваться справедливости, если твое дело правое… Ведь у каждого человека только одна жизнь, свои потребности, а потому и своя, пусть даже малая, правда».

Сама для себя она искала правды большой, искала больших дел, больших масштабов. Квартира, награды, бытовая и материальная устроенность — то, что составило бы счастье многих и многих других людей, — ее не удовлетворяли…

— Это ничего, что зимой холодновато, — говорила между тем Елена Петровна, — зимы у нас короткие, к счастью. Летом я себе заработаю запас и зимой держусь, зимой-то работы мало… Так я… — Елена Петровна залилась смехом и снова замахала руками: — Даже неловко говорить. Перевожу старые французские романы. От мамы остался целый сундук. Любовные… У меня отбою от читательниц нету. Ведь всем хочется читать про необыкновенные чувства…

— Так надо бы издавать…

— Ну, что вы. Это же старье, ничего современного…

Марина Сергеевна только пожала плечами.

— Но как же можно заниматься такой бессмыслицей? — вырвалось у нее.

Старуха немного обиделась:

— А все-таки люди читают… Людям радость… Ну и за это спасибо, значит, не зря живу…

«Выходит, можно и так жить?! И ведь действительно приносит радость. Но какую? Кому? Кому может нравиться такая белиберда — графы, маркизы, князья?..» Марина Сергеевна все-таки полистала несколько тетрадей, исписанных крупным ночерком.

— У вас красивый почерк, — похвалила она.

— О, на каллиграфию когда-то обращали много внимания.

Марина Сергеевна ушла, боясь опоздать к обеду, после которого надо было ехать на экскурсию, но долго еще думала про длинные зимние вечера, про то, как сидит и переводит эта одинокая Елена Петровна.