Виль Липатов - Дом на берегу - очерки

— Это ты правильно делаешь, что первый вопрос задаешь про работу. Вот если живет такой человек, что к тебе — с улыбкой, со вниманием, с добротой, то его и спрашивать не надо, как он работает. Он хорошо работает! Ну, конечно, бывает, что и злыдень в деле от других не отстает, но это, на мой аршин, редко случается… Вот ты послушай, как в жизни получается. Приезжаешь ты на работу, лесу на эстакаде полным-полно, паровозишко с платформами готовый стоит и дымком попыхивает. Берешь в руки пилу, на край моря поглядишь — и пошла писать губерния! Инструмент у тебя веселый, руки у тебя от этого веселые, воздух — сладкий! Один хлыст раскряжевал, второй, вдруг кричат: «Обедать!» Глянешь на часы — на них двенадцать, а над Белым-то морем солнце совсем уж высоко висит… Ах ты мать честная! Как же это так: полсмены прошло, а ты и не заметил? И вот весело тебе, хорошо тебе, славно тебе! В столовую с ребятами идешь, думаешь: «Ну до чего же хороший народ!» А за стол сядешь, удержу нет — все подряд метешь, что поварихи наварят! И сам чувствуешь, какой ты добрый, компанейский, для других открытый… А про пятилетку так скажу: «Мы ее выполнили месяц назад!» Немало, я скажу, у нас еще дней припасено — теперь что наработаешь, то сверх плана пятилетки.

— Род наш, ершовский, издалека идет. Прапрадед мой из кантонистов царя Петра Первого был, он и сел на каргопольскую землю, он и зацепился за то место, что теперь — моя родина… Село Выдрино хоть и недалеко от вологодской земли, но у нас почему-то не окают, у нас букву «а» твердо произносят, хотя цокают… Вот и ты, наверное, удивляешься, когда прицокну: «Цто, дескать, где тебя церти носили?» Так все выдринские говорят, это наше кровное, от этого мне до конца жизни не отойти, да и не надо, думаю, себя ломать. Дед мой Евсей, тот, бывало, говаривал: «Какой ты есть, такой и живи! Не через себя в высоту прыгай, а в самом себе повыше прыгай!» Он мудр был, Евсей-то, его слова я берегу… Северный народ дружбой крепок, без этого мы пропали бы. Вот этим наша земля стоит и стоять будет… Особенно хороший народ — поморы. Этот больше молчит, но лучше друга, чем помор, нету: все тебе до нитки отдаст, если ты в беде. А работает помор как песню поет — на вид негромко да неторопливо, а догнать его трудно: ловок помор на работу! Вот в нашей бригаде Федор Карельских есть — так не парень, а золото! Меня много моложе, жена у него учительница, живет по-теперешнему, культурно, все знает — я у него учусь, хоть и моложе он меня…

— Я с родины в другие места охотно еду, но долго без нашенских мест быть не могу — тоска у меня и бессонница. Так что каждый отпуск еду в родное свое Выдрино, бреду до старого дружка Василия Ципина, сажусь подле него и молчу. А что мне сказать, когда я в деревне человек лишний, к крестьянской работе уже негожий. Сено теперь косят тракторными сенокосилками, жнут и молотят комбайнами, стоги, и те мечут машинами, а я в этом деле неграмотен. Ну разве не смешно? Работаю в леспромхозе, живу в городской квартире, техники вокруг меня полным-полно, а от крестьянской работы отстал. Мне одно в деревне осталось — по грибы да по ягоды. В прошлом году пять ведер брусники набрал, всю зиму морс пили да варенье ели, хоть этим родную деревню вспоминали. А рыбу я в озере ловлю, Лача называется, большое такое озеро, рядом с родной деревней; вот в этом деле ничего нового нет — удочка или сетичка. На это дело я еще способен!

— Бригада — это как бы рука. Все пальцы по раздельности торчат, а сложишь — кулак получается. В бригаде каждый от товарища зависит, и если один в сторону тянет, то нет бригады… Мы в кулаке живем, дружбой славимся, кого из бригады ни назови — все молодцы! Виктор Зеленин, Николай Баталов, Федор Карельских… С этими не пропадешь: легкой работы не ищут, ответственности не боятся, общее дело как свое понимают… А вот Константин Прунцов не таков был и кончил плохо — в тюрьме он теперь, вот беда какая! Прунцов бригаду не понимал. Вы, говорит, сами по себе, а я сам по себе, в душу ко мне не лезьте. Да мы тебе в душу и не лезем, отвечаем, мы тебе руку протягиваем — так жить легче. А ему нашей руки не надо. Злой, ленивый, на весь мир обиженный. Ну и хлебнул же я с ним лиха! Бывало, говорю: «Николай, надо бы вот это сделать», — а он сразу на дыбы: «А почему я, почему не другой?» Месяца не прошло, как со всеми ребятами перессорился, ни с кем не разговаривает, никогда не улыбнется. И кончилось тем, что начал хулиганить. Милиция, суд, и нет Константина Прунцова… Трудно живется человеку, если он коллектив не понимает, ох как трудно!