Виль Липатов - Дом на берегу - очерки

— А почему вы вчера не были на танцах, Вячеслав? Танцы выдались такие удачные, такие удачные, что… Просто не знаю, какие… Вы опять, наверное, сидели над своей противной теормеханикой?

— Опять! — с пустой трубкой в зубах, по-своему иронически отвечает Меньшиков. — Теормеханика — тот же сопромат. Сдашь — жениться можно…

— Жениться! Ах, ах, как вы смешно говорите, Вячеслав!

Между тем оживает и заводское радио — сначала слышен проверочный щелчок, потом бумажное шебуршанье, а уж затем бодрячок диктор начинает знакомое:

— Доброе утро, дорогие товарищи! Поздравляем с наступающим рабочим днем, желаем хорошего настроения, больших и радостных трудовых достижений.

Льется спокойная и приятная музыка, несколько секунд конвейер неподвижен, и члены бригады проделывают то, от чего мы ежедневно по утрам приходим в недоумение и восторг… Они становятся в кружок, голова к голове, то есть так, как это делают хоккеисты перед ответственным матчем, и что-то клятвенно шепчут, что-то полумистическое произносят, кого-то или что-то гипнотизируют… Беда в том, что нас в «хоккейный» кружок систематически не приглашают, а мы люди гордые — сами не лезем, а только со стороны наблюдаем за колдовски загадочным действом. Семидесяти секунд шептанья достаточно для того, чтобы прояснились лица друзей-харьковчан, шляпка на Галине Чистовой оказалась сидящей совсем набекрень; Неля Губанова — рабочая косточка — деловито хмурит рисованные брови, Слава Меньшиков прячет трубку в карман комбинезона, а контролер ОТК. Вера Федосеева достает что-то блестящее, стеклянно-металлическое, ясно приспособленное для проверок, контроля и устрашения. С мастером Юрием Семеновичем тоже произошла перемена — все заняли законные на сегодня рабочие места, а он, напротив, сел за шахматный столик и неторопливо расставил смешанные обиженным Костей фигуры.

— Пошел конвейер! Пошел!

Двухкилометровая махина на самом деле пришла в движение — поплыли разноцветными ладьями полуготовые и почти готовые автомобили, приглушенно зазвенел металл, взвывали гуще моторы «Жигулей» и автопогрузчиков на проспектах и улицах завода, запели, зашипели и завыли электрические и пневматические гайковерты… Звуки ВАЗа, как и запахи, ни с чем знакомым сравнить нельзя, следовательно, описать невозможно; их надо специально послушать, чтобы узнать, как разноголосно, но не утомительно погуживает автогигант.

— Шайбу, братцы, шайбу! — «хоккейным» голосом призывает Папуля, держа на отлете самый крупный и тяжелый в бригаде гайковерт. Папуля, как было сказано, бригадир, но он имеет рабочее место; чаще всего выбирает для себя наиболее трудоемную операцию, так как умеет выполнять на конвейерном этапе бригады все производственные операции.

— Поехали, поехали, мальчики, поехали! — подбадривает Папуля ребят. — Шайбу, братцы, шайбу!

В свои двадцать семь лет, пройдя суровую армейскую школу, Папуля идет по жизни уверенным чеканным шагом — учится на последнем курсе политехнического института, по этой причине давно мог бы работать мастером, но по тайным стратегическим соображениям этого предложения пока не принимает.

— Шайбу, братцы, шайбу! Мо-лод-цы! Мо-лод-цы!

Жадно, внимательно, плотоядно следим мы за работой бригады… Ну к чему же, к чему приводит монотонность, чем чревата напряженность однообразного беспрерывного труда, на каком этапе на лицах ребят появятся скука, отвращение, печаль мышечной усталости? И когда, наконец, исчезнут эти улыбки, полуулыбки, улыбочки, шуточки и прибауточки, которыми парни и девушки то и дело обмениваются. А ведь это так и есть… Миша Сметании деланным басом объявляет во всеуслышание, что Костя Варенцов обыграет его в шахматы только после того, как Слава Меньшиков сбреет бороду, а в ответ на это Костя — он слегка заикается — ворчит обиженно:

— Т-тебе бы все ост-т-т-рить, а сам сицилийскую с Нимцовичем путаешь… Т-ты, птенец ж-ж-елторотый, а от страху п-проиграть хорошо подумать не разрешаешь… А Слава? Не вечно же ему при бороде ходить? Так что п-п-пого-ди еще, п-п-огоди!

Сергей Уваров — один из харьковчан, окончательно проснувшись, косится на Галю Чистову и при удобном случае старается быть к ней поближе:

— Хорошая шляпа, Галка, очень, поверь, хорошая!.. Такой на ВАЗе не найти… Нет! И к лицу тебе, Галка, а не сходить ли нам сегодня на велогонки?..

Неля Губанова — рабочая косточка — свою производственную операцию производит аккуратно, незаметно, чистенько, словно миниатюру рисует; движения у нее экономные, как будто она боится что-то расплескать внутри самой себя; лицо деловитое, но губы — в усмешке. Неле интересно, чем дело кончится с приглашением Гали Чистовой на велогонки. Она, наконец, даже изменяет своей обычной несловоохотливости.