Ахмедхан Абу-Бакар - Избранное. Том 2

Таймаз еще раз оглядел просторный погреб, заставленный винными бочками, и, словно только теперь увидев меня, холодно спросил:

— А ты откуда взялся?

— Приехал поглядеть, как твои бандиты издеваются над стариками.

— Не смей называть их бандитами!

— А ты поверишь, если назову святыми?! Может быть, скажешь, что не имеешь к ним отношения? Или извинишься за все передо мной?

— Нет, не скажу и не извинюсь. Но распущенности не потерплю, и Хамадар еще получит по заслугам! — Ловким движением Таймаз разрезал веревку, которой был опутан отец; затем перерезал кинжалом и путы на моих руках.

— За жизнь вашу не ручаюсь, — сказал он, — а потому советую уехать отсюда раз и навсегда.

— Не очень-то благородно с твоей стороны, зятек! — отозвалась мать. — А ведь я думала, что ты добрый человек… Тьфу на твою голову, изверг! Где моя дочь? Еще не убил?

— Успокойтесь, мать.

— Какая я тебе мать?! Где дочь, спрашиваю!

— Жива и здорова. И любит меня.

— Уж не она ли поручила расправиться с нами?!

— Успокойся, мама, — попросил я. — В самом деле, Таймаз: где моя сестра?

— Жива и здорова. Просила передать, что того же и вам желает… А тебе, Эльдар, должен сообщить: отныне нет княжеских поместий, они отданы тем, кто здесь работал…

— По какому праву?

— Наше право. Новое!

— Временное правительство предупреждало, что не допустит самовольного захвата частных владений. Забыл, что ли?

— Мы не признаем ничего временного. Наша власть — навечно!

— Что за власть?!

— Власть справедливости и равенства.

— А издеваться над стариками — это тоже справедливость? Спасибо! До гроба не забуду и, придет время, напомню! Может, еще повстречаемся…

— Твоя воля, Эльдар! Если одумаешься и поймешь нас, приму с радостью, как брата. Вот все, что могу сказать в утешение. А за сестру не беспокойся.

— В утешениях не нуждаюсь. Еще найду и свой путь в жизни.

— Другого пути не будет!

— Будет!

— Ну что ж… прощайте!

Таймаз вывел нас из подземелья. На широком дворе было тесно от вооруженных горцев. Отдельно толпились раскрасневшиеся, потные сподвижники Хамадара. Понурив голову, стоял возле них Хамадар; видно, чувствовал свою вину и боялся возмездия.

— Временно можете остаться во дворце, занять две комнаты, — сказал Таймаз.

И нас отвели на второй этаж в правое крыло дворца. Я уложил отца на тахту, мать захлопотала возле него, а я встал возле окна, с любопытством глядя во двор.

Размахивая руками, сжимая кулаки, Таймаз о чем-то возбужденно говорил вооруженной толпе со ступеней парадного крыльца. На виду у всех к Хамадару подошел все тот же борец Сапар из Хабдашки и разоружил. Сперва тот попробовал сопротивляться, но Сапар легонько его встряхнул, и Хамадар покорился. Еще что-то сказал Таймаз, и разом взметнулись вверх руки: видимо, эти люди согласились с его решением. Толпа расступилась, и два горца повели Хамадара к воротам.

Гляжу я на вас, почтенные мугринцы, и вижу, как понемногу тают первоначальное удивление и недоверие, рассеиваются сомнения. Убедились, что перед вами не чудак и старый болтун?

— Да, не в шутку ты завел этот разговор, старик! — вздохнул Хамзат и затянулся сигаретой. — Твое счастье, что мы уважаем седины…

— Что весьма любезно с вашей стороны, господа. То, что я расскажу, не прочтете ни в учебнике истории, ни в других книжках: все было со мной на самом деле. Какая бы ни была, это моя жизнь.

— Не знаю, что думают остальные, старик, но мне трудно преодолеть раздражение. Покойная мать рассказывала про отца совсем другое… — не сдержался Кара-Алибек.

— На то она и мать, почтенный Алибек, чтоб не говорить сыну дурного об отце. Очень прошу: не горячись! Знаю, моя клятва для вас пустой звук, но клянусь жизнью единственной дочери, — я не собираюсь лгать.

— Слушаем тебя, старик! Даже не знаю, как теперь тебя называть, — сказал Осман и похлопал по колену не в меру горячего Алибека: мол, не нарушай обычая отцов, не перебивай исповедь.

— Как называть, как величать — теперь уже неважно! — Больной закашлялся, глотнул соку из стакана и утер платком рот. — Лучше слушайте дальше…

То ли сбежать удалось осужденному, то ли смилостивились исполнители сурового приговора и тайком отпустили, но стали доходить слухи, что видели Хамадара не раз в Дербенте, в духанах и веселых домах Порт-Петровска и Темир-Хан-Шуры. Позднее стали рассказывать про него и ограбленные в Большом ореховом лесу. Спросите, почему я так интересовался этим человеком? Наверное, все-таки обида и оскорбления от Хамадара засели во мне, как занозы, гноились и требовали отмщения. Особенно злили издевательства над матерью и отцом.