Ахмедхан Абу-Бакар - Избранное. Том 1

— Куда ехать-то? В ущелье за дровами, что ли? Верно, чего нам мерзнуть-то… — сказала, зевая, старуха.

— Всю жизнь ты была непонятливой, да и в старости не поумнела. Пойми: я ре-шил совсем покинуть аул. Сов-сем! Соседи давно уехали, а мы чего-то торчим в этой дыре…

— Сам же был против отъезда. Какими словами оскорблял всех, кто собирался уехать!

— А теперь я решил, и мы уедем. Ты против, что ли?

— Да спи ты… Видно, не в пользу тебе лекарство, что дает внученька. Спи и дай мне поспать…

Надо сказать, что до сих пор бабушка Айбала твердила мужу: «Одумайся, старый. Давай уедем». А Хужа-Али и слушать не хотел о переселении. Может, и сейчас, если б жена безропотно согласилась, он передумал бы… Но раз жена противится, Хужа-Али будет стоять на своем. Уж такой у него характер: никак не может согласиться с чужим мнением.

— Эй, слышишь, жена: я так решил. И конец делу! — Хужа-Али даже сел от гнева.

— Подумаешь, он решил! Здесь твоя внучка, твои дочери, твой зять. А мы еще не решили.

— Ах, ты не решила?

— Нет.

— Эй, не смей повышать голос, пока я жив! Это я с тобой говорю…

— Пятьдесят лет не повышала голоса. Хватит! Надоели мне твои глупости. Спи, говорю…

— Ах, ты хочешь спать! Ну-ка, вставай сейчас же да упакуй свой сундук. — Не на шутку обозленный Хужа-Али вскочил и сдернул одеяло с жены.

— Ты что, с ума сошел?!

— Может быть. Вставай, а то смотри получишь ремнем по мягкому, как бывало.

— Ну, мягкого уже не осталось, — возразила бабушка Айбала. — Одни кости остались. Довел!

— Что, жалеешь?

— А еще бы: такого жениха упустила. Променяла сокола на ворона.

— Ах, значит, для тебя Али-Хужа, сокол, а я ворон? Да?

— Не каркай! Дай хоть вспомнить…

— Вспомнить? Что ты там вспоминаешь, старая? А ну-ка?!

— Самый сладкий час моей жизни, который потом снился всю жизнь… Как меня на лесной опушке целовал Али-Хужа.

— Что-о?! А ну-ка, повтори! Он целовал тебя?

— Да. Еще до тебя.

— Значит, его поцелуй тебе дороже, чем вся жизнь со мной?!

— Дороже…

— Ну, нет! Ты хочешь раздразнить, чтобы я сказал те же слова, какие сказал Хажи-Бекир. Не дождешься! Но я покажу этому цыпленку Али-Хуже, как целовать мою жену.

— А я тогда не была еще твоей женой.

— Ах ты, потаскуха беззубая!

— Не кричи, козлиная борода!

— Я тебе покажу козлиную бороду! Я тебе покажу!.. На этом крючке висел ремень, где он, где?

— Висел сорок лет назад.

— Вставай, собирайся!

— Можешь ехать, а я останусь, — сказала бабушка Айбала и натянула одеяло.

— Клянусь, не останешься! А-а, тебе хочется с Али-Хужой вспоминать лесную опушку? А? Ну нет, ты пойдешь со мной. В один ботинок обе ноги сунешь и пойдешь! — Хужа-Али схватил жену, чтобы поднять с постели, но сам упал.

— Эх, силенки у тебя не осталось, старый…

— Я тебе покажу «силенки»!

— Не надо. Давай уж сама встану, что ли… — И бабушка Айбала поднялась. — А твой зять «сельсовет», думаешь, отпустит?

— А я его и не спрошу.

— Ой, как холодно. И топить нечем. Клянусь, ты прав: лучше уехать туда, где теплее…

— Видишь, видишь! Я же это решил.

— Правильно решил. Я давно хотела пожить где-нибудь в другом месте… Ну, собираться так собираться… Укладывай вещи!

Бабушка Айбала засуетилась, вытащила старые деревянные сундуки с харбукскими замками. И Хужа-Али призадумался: почему она так проворно, будто давно этого жаждала, укладывает вещи? Уж не разыграла ли его старуха?! Нет, нельзя допустить, чтоб жена одурачила его!

— А как же нам быть со скотом? — спросил он.

— Продадим кому-нибудь или оставим дочери, — беззаботно отозвалась старуха.

— Поди, сакля-то без присмотра разрушится…

— Пусть рушится.

— Ах, тебе на все наплевать, лишь бы уехать! — вскричал Хужа-Али. — Нет, меня не проведешь! Я не брошу хозяйство. Потуши свет и ложись спать…

— Вагабай, вагарай! Что за человек, а?! — всплеснула руками бабушка Айбала. — Ты же позоришь свою папаху: у мужчины должно быть одно слово, а не десять!

— Я дал слово, я и взял обратно. Все! Вижу, как обрадовалась. Протянул собаке кость, так она норовит вместе с пальцами оторвать…

Бабушка Айбала нашла в сундуке платье, которое надевала лет пятьдесят назад: со звонящими нагрудными подвесками из серебряных монет. И не стерпев, надела его сейчас, выпрямилась, сказала улыбаясь:

— Погляди-ка!

— Хоть подвенечное надень, все равно ничего не изменится.

— А помнишь, как в этом платье я сводила с ума шубурумских парней?