– И у меня сегодня радость, Феденька. Иди скажи Тишке – пусть накроет нам в задней комнате чего бог послал.
Федор опрометью бросился к старшему брату. Берс воскликнул с нескрываемым восторгом:
– Чаплицкий, вы гений! Не знаю, как насчет трюфелей, но человеческой едой, похоже, нас накормят.
Чаплицкий похлопал его по плечу:
– Были здесь и трюфели когда-то… А что касается человеческой еды, то мы ее заслужили, геноссе Берс. Сегодня у нас праздник. Вы себе даже не представляете, до какой степени я гений… – Чаплицкий сделал самодовольную паузу и закончил: – Севрюков добрался до места, он уже в Лондоне!
– Что вы говорите, Чаплицкий!
– Да, да! Связь установлена. Вчера поздно вечером пришло сообщение от Миллера…
Берс подозрительно посмотрел на него:
– Интересно, но недостоверно. Вы – здесь, Севрюков – в Лондоне, а вчера у вас – сообщение?
– Ну и что?
– Это похоже на сочинения господина Жюля Верна.
Чаплицкий засмеялся:
– Вы мне не верите?
– Я-то вам верю, – пожал плечами Берс. – Но вы, судя по вашему рассказу, совсем не доверяете мне!
Чаплицкий закурил, выпустил в потолок клуб дыма:
– Берс, не говорите красиво. Вы мне верите, и я вам доверяю. Но не хочу обременять вашу память лишними сведениями. Если вам случится попасть в подвалы Чека, сами же будете меня благодарить.
– За что? – удивился Берс.
– За то, что вам вспомнить нечего…
К их столу подошел оборванный опухший человек в драных офицерских сапогах, долго недоверчиво всматривался в Чаплицкого и наконец бросился к нему:
– Петр Сигизмундович, голубчик! Дайте обнять вас, господин каперанг!
– Тсс-ть! – оборвал его Чаплицкий, резко толкнул его в живот, и тот плавно плюхнулся на стул.
Чаплицкий наклонился к нему и сказал сквозь зубы:
– Еще раз на людях обнимешь – застрелю! Дурак! Твое счастье, что я тебя уже давно высмотрел, Колыванов.
– Слушаюсь! – подавленно прошептал Колыванов.
А Чаплицкий кивнул на него ротмистру:
– Полюбуйтесь, Берс, на нашу гвардию: поручик Семеновского полка Алексей Дмитриевич Колыванов. – И, повернувшись к офицеру, гневно бросил: – В каком вы виде?!
– А что делать? Как жить? – Из глаз Колыванова по опухшему лицу потекли пьяные бессильные слезы. – Документов нет, денег нет, в комендатуру идти боюсь – в расход могут пустить. От голода памороки случаются…
Он высморкался в грязную серую тряпицу, стыдливо упрятал ее в карман, сказал обреченно:
– Каждый день в облаву попасть рискуешь… Разве что самогоночки стакан засосешь – на душе отпускает…
Чаплицкий сказал строго:
– Стыдитесь, Колыванов, вы же офицер! Разве можно так опускаться?
Колыванов резко отшатнулся от него. Потом снова наклонился к Чаплицкому и сиплым шепотом проговорил:
– Да вы зря, Петр Сигизмундович, голубчик… Зря срамите вы меня… у вас ведь одно передо мною преимущество – совесть у вас молчит…
Зло прищурился Чаплицкий:
– А ваша совесть бьет в набат… пустых бутылок?
Колыванов медленно покачал головой:
– Моя совесть, как крыса, в груди ворошится… Все сердце выела. Только она… да страх остались, да срам горький за все, что мы тут наворотили…
– Что ж мы такого наворотили? – неприязненно пробормотал Чаплицкий.
А Колыванов вдруг пьяно выкрикнул:
– Родину-мамку мы снасильничали, вот что…
– Прекратите истерику, ну! – прошипел Чаплицкий. – Баба несчастная.
Колыванов замолчал, опустил голову.
К столу подошел Федор Муратов, наклонился к Чаплицкому:
– Петр Сигизмундович, извольте пожаловать в кабинет, ждет вас брат Тиша.
Чаплицкий добро засмеялся, хлопнул по плечу Колыванова:
– Не тужите, поручик, все еще будет в порядке. Сейчас вас накормят, дадут выпить, отогрейтесь, а потом вместе пойдем отсюда… – Он встал, велел Муратову: – Федечка, приласкай моего друга…
Когда отошли на несколько шагов, Чаплицкий быстро шепнул трактирщику:
– Какой-нибудь варнак у вас найдется?
Муратов склонил голову:
– Завсегда под рукой, Петр Сигизмундович.
– Тогда, Федя, с этим… «другом» моим… Закончи. Совсем… Понял?
– Понял!
Они вошли в заднюю комнату трактира – «кабинет», – где их встретил с распростертыми объятиями Тихон Муратов:
– Дорогим гостям честь и место!
Чаплицкий, обнимая хозяина, сказал Берсу:
– Знакомьтесь, ротмистр. Это мой друг, советчик и верный помощник Тихон Савельевич Муратов. – И обернулся к Тихону: – Что, Тиша, плохо живем?
– Хуже некуда, Петр Сигизмундович. Голодуют людишки шибко, до края дошли.
Читать дальше