Яков Ильичёв - Сиваш

— Да просто нас прикончили бы там! — воскликнул Кадилов и уже с торжествующим смехом продолжал: — И мы не балуем большевиков! Помнишь, в Джанкое на дальних путях восемь заколоченных, вонючих вагонов? Когда отступали, угнали с собой из харьковских тюрем тысячу триста «товарищей». Везли, везли, по дороге восемьдесят расстреляли, оставили под откосами, А в вагонах начался тиф. Понимаешь, голодные, раздетые… Из вагонов не выпускают, мочились, ходили под себя. М-да!.. Окна заколочены, двери на замках; лежали спрессованные коммунарчики. Короче, пока вагоны дошли до Симферополя, в живых осталось только триста пятьдесят. Живые, мертвые, больные, понятно, в одной куче. Иные сошли с ума… Пожалуй, надо было сразу расстрелять.

Олег вдруг съежился и, побелев, заговорил сквозь зубы шепотом, готовый кричать на весь сад:

— Расстрелять, повесить! Кончится это когда-нибудь? Да понимаешь ли ты, что каждая пуля в красного — в конце концов, пуля в самого себя? А я жить хочу, жить!

Кадилов снисходительно, понимающе усмехнулся и переменил тон.

— Чего расходился? Ладно, не бушуй… Понимаешь, стояли эти вагоны в Симферополе на запасных путях, — стоны, сумасшедшие вопли. Услышали рабочие-железнодорожники, разнеслась весть: «вагоны смерти». Подпольщики не зевали, население стало носить, совать в щели окошек продукты, вещи… Понимаешь, любовь к большевикам — это ненависть к нам. Наконец сообразили, перевели из вагонов в школу, сделали из школы тюрьму. А из тысячи трехсот осталось в живых уже только сто пятьдесят. И вот, представляешь, тайный большевистский отряд напал на школу, освободил. Все убежали в лес… Теперь они рассказывают, как мы голубили их. Нет, не надейся, не простят, на мир не надейся.

— На что же надеяться, Сергей?

— А на то, что проживем в Крыму до лучших времен. Смотри, с каждым часом войск все больше. День и ночь подходят корабли. «Товарищи» теперь не страшны. А новый вождь — придет! Антон Деникин толст… Все ждут нового героя-вождя. Он есть, Оля!

— Кто же?

— Врангель! — Кадилов достал из кармана френча листок. — Вот его размноженное письмо Деникину… Это еще накануне ужасной новороссийской эвакуации… Он, знаешь, известен своей храбростью, удачливый генерал.

Олег внимательно прочитал письмо. Оно было гневное. Открыто, как Орлов Слащева, Врангель театрально, напыщенно упрекал Деникина в том, что армия предалась воровству, бандитизму, отчаянию, что неправильная стратегия привела несчастную армию на край гибели…

Кадилов решительно сказал:

— Верю в него! Умен, хитер, могуч, как тигр… Его имя никогда не упоминает Слащев, а как услышит от других, честное слово, даже вздрогнет!

— Нет, никакой тигр не поможет, — неуверенно проговорил Олег. — Только чудо…

— А может, это и есть чудо, пока еще никому не известное?

Смутная надежда затуманила Олегу глаза. Придет герой с горящим сердцем, поведет на последнюю битву… или установит согласие с материком.

— Значит, живем!

— Вот именно, черт возьми! — сказал Кадилов. — На всякий случай полезно иметь драгоценности, чтобы махнуть в Париж. Будут бумажки, будут и милашки. Без золота скверно даже в гостях у английского короля. А знаешь, как поступил один герой? Пленил жену адвоката в Симферополе, с адвокатовыми ценностями и его женой сел на корабль, далее, говорят, в Греции он ее случайно оставил петь в ресторанах, сам поплыл дальше…

— Все подло, — поморщился Олег.

— Ужасное хамство, ты себе не представляешь! — подхватил Кадилов. — Но, я говорю, чего не сделаешь, когда красные дышат в затылок. — Кадилов улыбнулся. — И вот что: пока обстановка неясна, надо ехать в Севастополь. Подальше от большевиков, поближе к кораблям. Там скорее выясним свою судьбу… Завтра еду в Джанкой, попрощаюсь с Яшей, и — в Севастополь. Ты поезжай, не жди, там встретимся.

В Севастополе жил дядя Олега, решили встретиться у него. Поговорили и отправились в иллюзион «Баян». Смотрели «У камина», «Сказку любви дорогой» с участием Веры Холодной. Пообедали… Что будет, то и будет. Вдвоем отлично! Что делать вечером? Может быть, опять в кинематограф, на комедию Макса Линдера? Или в «Ампир» на салонную драму «Ее ложный шаг»? Там сверх программы «Маруся отравилась» с шарманкой.

— Нет, к черту, — сказал Кадилов. — А есть одно местечко, Оля!

Кадилов говорил про дом миллионера Крылова в Скифском переулке. Сын, архитектор, построил для отца этот выдуманный дом, вроде корабля. Фасад по-татарски скрыт, галереи как палубы. Лестницы устланы коврами, кругом цветы, двор как ханский. На высоте второго этажа, тоже устланные коврами, между флигелями роскошные мосты. В этом доме гостиничные коридоры, отдельные номера. В каждом женщина. Фотографии в альбомах на столе в общем зале. В фонаре выше третьего этажа — сам хозяин, оригинал, пьет чай, сквозь стеклянные стены видит город.