Константин Федин - Повести и рассказы

К л о ц. Гордости мировой истории!

Г р у н е р т. Ох, Господи!

Д а н и н и. Это дьяволово порождение…

Г е н а р т. Этот изверг русский…

Г р у н е р т. Опять он?!

Д а н и н и. Дайте мне сказать. Вы знаете, пруссаки сбили, наконец, эту банду с одной баррикады…

Г е н а р т. С двух, с двух!

Д а н и н и. Погодите. Пруссаки подвезли свои пушки. Решили покончить (косясь на Вагнера), да, покончить со всеми этими…

Г е н а р т…русскими наемниками…

Г р у н е р т. Да что же, наконец, случилось?

Д а н и н и. То, что коноводы изменнической шайки поняли, что пришел час расплаты, и струсили.

Г е н а р т. А трусость — та же подлость.

Д а н и н и. Подлей же всех, как, впрочем, и следовало ожидать, оказался русский. Подумайте! Он уговаривает правительство вынести из Цвингера замечательные картины и поставить их на баррикады!

К л о ц. Мурильо, Рафаэля, Боже мой!

Г е н а р т. Я же говорю, что он бесноватый!

Д а н и н и. Пруссаки, изволите ли видеть, не решатся стрелять по памятниками искусства! Они получили воспитание в классических лицеях! Да, как он смеет распоряжаться королевским достоянием?

Г р у н е р т (разводя руками). Подите вот, как смеет… (Взвизгивает.) А как он смеет предавать расхищению вот это собрание редкостей, которые еще мой покойный родитель…

П е р в ы й г в а р д е е ц. Русский — чужой здесь. Он разрушит весь город.

(Входят профессор Ионшер в сопровождении второго инсургента.)

Ночной сторож, Грунерт, Вагнер, Данини, Генарт, Клоц, коммунальные гвардейцы, профессор Ионшер, второй инсургент.

Д а н и н и. Он сжег театр. Он велит поджигать дома. Пожар едва не уничтожил оружейную палату.

В т о р о й и н с у р г е н т (медленно подойдя, покойно). Ну, а если бы уничтожил? Кому нужны ваши дворянские чучела?

(Все испуганно оглядываются, но тотчас замечают профессора.)

Д а н и н и. Господин профессор! Вы — здесь?

К л о ц. Доктор! Вы решились выйти?

И о н ш е р. Вот этот… добрый человек любезно согласился проводить меня сюда. (Тихо Клоцу.) Содрал с меня за это полталера, скотина.

К л о ц. Но что вас побудило оставить свою крепость, доктор?

И о н ш е р. Видите ли, господа, исключительный случай. Мой шурин, архитектор Цум Бруннен…

В с е. Знаем, знаем… Как же!

И о н ш е р. Да, так вот. У моего шурина, архитектора Цум Бруннен, завтра день рождения. Я и жена решили сделать ему подарок. Купить сейчас ничего нельзя, все лавки на запоре, да и на улице не безопасно. Так вот. Я и жена решили тогда подарить моему шурину кофейную чашку из настоящего мейсенского фарфора. Только, господа, до завтра это — между нами, пожалуйста…

В с е. Ну, конечно! Понятно!

И о н ш е р. Это — замечательная чашка: когда была наша серебряная свадьба, я и жена ездили в Мейсен и там купили эту чашку. Но дело в том, что еще недавно моя жена, перетирая фарфор, нечаянно отколола у этой чашки ручку. Оттого чашка не стала, конечно, хуже. Вы ее, наверно, видели у меня, господин Клоц? Красивейший, благородный мейсен!

Д а н и н и. Можно отлично склеить.

И о н ш е р. Совершенно верно. Вот, именно, по этой причине я и решил сходить к нашему почтенному ресторатору и узнать, как делается тот замечательный клей, которым вы, господин Грунерт, склеиваете ваши старинные вещи. Будьте добры, уважаемый, я запишу…

Г р у н е р т. Нашли время чашки склеивать!

Д а н и н и. В самом деле, господин профессор. Вы слышали про мадонну?

И о н ш е р. Про какую мадонну?

Д а н и н и. Ах, так вы ничего не знаете!

(Входят Бакунин и Геймбергер.)

Ночной сторож, Грунерт, Вагнер, Данини, Генарт, Клоц, коммунальные гвардейцы, проф. Ионшер, второй инсургент, Бакунин, Геймбергер.

(Бакунин идет, прижав к себе вздрагивающего Геймбергера и заботливо поглядывая на него.

В момент их появления группа бюргеров окаменевает в своих позах.

Бакунин подходит к Вагнеру, кладет ему руку на голову, но тот не слышит его.)

Б а к у н и н. Ты уснул, музыкант?

В а г н е р (вскакивает, озирается, потом вдруг узнает Бакунина и бросается к нему, как ребенок). Это ты, Михаил? Ты?

Б а к у н и н. Я, я… Ну, что, что?.. Ах, ты!..

(Где-то вблизи ухает пушечный выстрел.

Геймбергер вздрагивает.)

Б а к у н и н. И ты, музыкант?

(Усаживает Вагнера с Геймбергером, обнимает их и нежно гладит большими, тяжелыми руками.

Выстрел вдохнул душу в окаменелую группу. Сначала Данини и Генарт, потом Клоц, Грунерт, гвардейцы испуганно шныряют за дверь.

Точно поняв, в какой опасности он находится, профессор Ионшер хватает и тянет за рукав второго инсургента.)