— Дак выдюжить-то выдюжим. Это бы ничего. Володька меня дома сожрет. Живьем, паразит, сожрет.
— Объясни ему, что это всего на неделю-полторы.
— Ты будто моего мужика не знаешь. Попробуй объясни ему! Он из мастерских пришел — корми его, пои. Миску щей себе сам не нальет. Ждет, когда жена нальет. Да опять же за ребятней углядеть надо. Будут порскать целыми днями по улицам.
— Ничего, пускай муж похозяйничает. Невелик барин. И еду поварит, и за ребятами приглядит.
— А корову кто подоит?
— Володька и подоит. А то они это за работу не считают. Покрутится — поймет, каково нам достается.
— Много они понимают…
— Поговори по-хорошему. А нет — пригрози: в правление, мол, вызовем, там образумим.
— Он потом меня образумит, дьявол рукастый.
— А ты и испугалась! — засмеялась Евдокия. — Вроде не из пугливых была. Не трусь, в обиду не дадим… Значит решили, — подвела итог Евдокия и махнула рукой Степану, чтобы подошел поближе. — Степан, все слышал?
Неопределенно пожал плечами.
— Как поедем отдыхать, останься, проверь фары и прочее. Заправка и ремонт — все на тебе. Учти! — Сказала голосом ровным, глуховатым, но со строгостью. — Заранее подвези чего надо.
Степан передернул плечами, заметил в никуда:
— У нас один новый-то трактор. Остальные — старые. Ломаться часто будут. Две смены — нагрузка большая.
— А ты ремонтируй! На то и наладчик при нас! — Это она проговорила с напускной веселой строгостью и подмигнула Нинше: вот, дескать, как с ними надо.
Перевела глаза на Галку, на Валентину. Отмякла уже маленько. И вдруг отчаянно взмахнула рукой, будто сбрасывая разом всю тяжесть душевную, остававшуюся еще в ней а улыбнулась тоже — отчаянно, молодо:
— Не тушуйся, бабы! Перетопчемся как-нибудь! Где наша ни пропадала! Надо же выручать колхоз! Кто ж его еще выручит, как не мы? Поехали, бабы, а то солнышко-то вон уж где!
Влезла в кабину, умостилась поудобнее на жестком сиденье, положила руку на рычаг газа и стала ждать, когда задние машины готовно взревут моторами, сотрясая звонкое небо над Бабьим полем, напрягутся в рывке, и тогда, угадав мгновение, она первая тронет с места свой трактор.
«Ломаться часто будут…» — вертелись в голове единственные за весь день слова Степана. С раздражением подумала, что слишком уж мужики к технике повернуты. Тракторы он пожалел. А то, что на этих тракторах живые бабы сидят, не из железа — из плоти и крови — и тоже могут сломаться — Степану и в голову не стукнуло. Да только ли Степану!
Евдокия вдруг усмехнулась над собой. Разжалобилась. Жалобные мысли сейчас только помешают, расслабят. Чего сердце попусту надрывать? Работать надо.
Позади мощно взревели моторы, рев их слился с треском двигателя ее трактора в единый всеобъемлющий грохот, от него дрожало, казалось, не только небо, но и сама земля, и все на свете. С оживших рычагов по рукам электрическим током вливались в самую душу надсадное дрожание и звенящий гул, от них некуда деться в тесной железной кабине, туго набитой железными голосами. Казалось, само сердце прыгало в грудной клетке, не находило себе места. Но Евдокия понимала: так всегда бывает в первые минуты, а потом словно и в ней самой тоже включится что-то железное — терпение, привычка или прибереженные для такого случая силы, но только она уже не станет так болезненно корчиться от тряски и изматывающего грохота — приспособится. И сердце, успокоившись, найдет свое место.
С поля Евдокия уходила обычно со Степаном, и в попутчики никто к ним не пристраивался, даже Нинша. Стеснялись: мало ли о чем хотят поговорить муж с женой. Пусть идут сами по себе, у них свои интересы, семейные, не надо им мешать. А никто не знал, что всю дорогу, от поля до дома, Евдокия со Степаном молчат. И только со стороны кажется, что идут вместе. На самом же деле — отдельно друг от друга, не затрагивая один другого ни словом, ни взглядом. Их руки даже случайно не коснутся. Он молчит, и она молчит, будто между ними наперед давно все сказано и в запасе ничего не осталось. Даже заранее знали, что скажет один и как ответит другой.
Но сейчас Степан оставался на поле. Ему надо заправить тракторы, проверить освещение. Дело это не минутное, тут за час не управиться, и Евдокия его, наверное, дожидаться не будет. Поэтому Колобихина вопросительно покосилась на подругу: дескать, может, вместе пойдем?
Евдокия поняла ее и отрицательно помотала головой:
— Ты иди, Нинша, иди. Я еще тут побуду.
Читать дальше