Евгений Гущин - Дом под черемухой

— Ты чего на них напустился-то? — сердито сказала Антонина. — Чего допрос-то им устроил? Выпил где, что ли?

— Постой, мать, — остановил ее предостерегающе выставленной ладонью Иван. — Постой, дай мне с сыном поговорить. — Снова уставился на сына. — Так что же ты надумал? Промысловое дело тебя, я вижу, не сильно тянет.

— Не сильно, — согласился тот вроде даже с ухмылкой, и это Ивана очень задело: и ухмылка, и тон.

— А кем хочешь? — терпеливо гнул Иван свое.

— В шоферы пойду.

— Куда, куда? В шоферы? — хоть и невесело было Ивану сейчас, а все-таки рассмеялся. — Долго же надо было думать, чтобы до этого додуматься. В шоферы… А лучше ничего нету? Эх, Серега, Серега… космы отрастил длинные, а ума не накопил.

— Раз мне нравится, — пробубнил Сережка.

— Зря смеешься, — укоризненно сказала Антонина. — На вывозке руды шофера получают будь здоров. Побольше, чем ты-то. Нравится — пускай идет, и не надо над этим смеяться.

— Ума нету, потому и нравится. Чего хорошего-то? Возчик — он и есть возчик.

— А как ты… лучше? — быстро спросил Сережка и поднял на отца глаза. Они у него были какие-то загадочные, незнакомые и смотрели с тайным смыслом.

— Что как я? — недоуменно спросил Иван, глянув на замершую с раскрытым ртом жену.

— Как ты… прислугой… лучше?

Ивану показалось, что под ним качнулся стул, и он уцепился руками за край стола.

— Бессовестный, — чуть не плача, корила Антонина сына. — Разве так можно на отца родного? Для вас ведь старается, чтоб вам лучше было. Прислугой… как у тебя только язык поворачивается?

— А чего он… — Сережка стоял уже у двери. Отскочил туда на всякий случай и опасливо косился на отца, готовый пулей вылететь в сени. Однако Иван гнаться за ним не собирался. Как сидел, так и остался сидеть, опустив глаза на столешницу.

Потом потер рукой сухие, горячие глаза.

— Ладно, — проговорил он опустошенно, поднимая на жену сузившиеся от боли глаза. — Сынок мне ответил, куда он дальше желает. За Веру ты сама сказала. Скажи теперь за себя. Как тебе лучше будет. Уехать из Счастливихи или перебраться в барак?

— О чем ты спрашиваешь, Ваня? — скорбно промолвила покрасневшая от близких слез Антонина. — Неужели сам не видишь? Куда нам уезжать, чего искать?

— Понятно, — отозвался Иван с тяжелой задумчивостью. — Выходит, все за то, чтобы остаться. Один я — против. Меня, правда, никто не спросил, где мне лучше будет, ну да вас — большинство. Значит, остаемся. Значит — решили. Ну все! — воскликнул он легким голосом, в котором сквозила нарочитость. Не от души шла эта легкость, и не просто она ему далась.

Поднялся из-за стола, зашарил по карманам, ища курево, собираясь по привычке на крыльцо, но жена его туда не пустила.

— Не ходи, Ваня. И так все вечера на крыльце пропадаешь. Все высиживаешь чего-то. Пойдем лучше спать.

А в Счастливихе случилось такое, чего никто и ожидать не мог: подевались куда-то все собаки.

Утром к Ивану пришла посыльная от Андреича, передала, чтобы он не мешкая явился в поселковый Совет. И когда Иван вышел из дому, когда спешным шагом вошел в поселок, гадая, чего это приспичило Андреича посылать за ним с утра пораньше, вот тут он и заметил, что на улицах не видать собак, будто все они до единой вымерли разом. В последнее время, правда, на улицах их стало гораздо меньше, потому что хозяева привязывали собак, побаиваясь штрафа. Цепей в Счастливихе почти никто не имел, раз не заведено было держать собак на цепи, и привязывали кто чем: одни веревкой или вожжами, другие бельевым шнуром, а те хозяева, которые не особенно опасались за собаку, считали ее послушной, пока совсем не привязывали, держали хотя и во дворе, но вольно.

Иван точно помнил: еще вчера он видел, как бродили возле магазина собаки, несколько штук, но бродили. Из дворов на них лаяли привязанные, а нынче — даже странно: не видно ни одной. С недоумением Иван поглядывал во дворы сквозь штакетные заборы, но везде было пусто: ни визгу, ни лая. А тут еще навстречу попался Николай Овсянников с обрывком сыромятного ремня в руках. Сильно озабоченным выглядел бригадир, по сторонам озирался.

— Ты из дому? — спросил он Ивана.

— Из дому, — ответил Иван, теряясь в догадках.

— Собак там не видал?

— Да вроде нет. А что случилось-то?

— Банта ищу. Ремень переел, дьявол, и сбежал.

— Ты, говорят, недавно поучил его малость? — поинтересовался Иван, но Овсянников не ответил.

— Ты иди, там тебя ждут, — суховато проговорил он, глядя вдоль улицы, на окраину.