Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

— Страшный век, правда? — тихо спросила сестра. — Я б не хотела так жить.

— Я б тоже хотел жить как-то по-другому, замедленнее, что ли, — задумчиво сказал Рафаил. — Но мои дети не хотят жить по-другому. Их устраивает самолет, но не сани и даже не автомобиль.

— Ты не оправдывайся передо мной, — попросила сестра и взяла Рафаила за руку. — Я довольна своими братьями. Раз вам хорошо, то и мне хорошо. Только хотелось бы видеть вас чаще. Поглядеть хоть одним глазком, как вырастут ваши дети, обзаведутся семьями… Скажи, Рафаил, ты хоть доволен своей жизнью, работой?

— Про свою жизнь я уже сказал: приноравливаюсь к транспорту своих детей. Но в работе мне по-настоящему повезло. Индире я жалуюсь на частые командировки, трудности в снабжении материалами, бездорожье, непосильные планы. Ей это нравится, и она плачется подружкам, что муж ее сгорает на работе. Но сам я счастлив, что выбрал сельское строительство. На моих глазах, под моим началом вырастают в аулах детские сады, школы, больницы. Когда я вхожу в новую школу, мне плакать хочется от радости и боли за свою старую. Помнишь нашу школу в пятистенной избе? Однажды, чтоб уберечь тепло, рано закрыли вьюшки, нас, угоревших ребятишек, выводили на свежий воздух. Учителя наши мыкались по квартирам и уезжали. Сейчас мы им строим городские квартиры, они вьют в аулах свои гнезда и не спешат уезжать с земли, на которой вырастили детей. В новых школах есть лаборатории, кабинеты и спортзалы, и молодежь аулов не приезжает в город такими неумейками и незнайками, каким приезжал я. Но вот не хватает денег, материалов, базовое хозяйство слабое. Да и специалисты у нас похуже, чем на городских стройках, а то б мы развернулись на селе!

Рафаил ударил кулаком по коленке и глубоко вздохнул.

— Не могу спокойно говорить о своей работе. Хочется мне, чтоб на селе жили не хуже, чем в городе. Надо много строить, прокладывать отличные дороги, связь налаживать, и тогда человек не будет чувствовать себя одиноким в самом глухом районе или поселке. Он будет знать, что может дома поднять трубку и его соединят с близким человеком за тыщи верст, может, если захочет, за несколько часов попасть в крупный город. Это будет согревать его, будет ему гарантией его личного права распоряжаться самим собой, в конце концов… Ну чего ты постоянно переживаешь, нервничаешь, говорят мне товарищи по работе, даже в проекты сельских объектов влазишь. Строй, что дают. Зачем пишешь в центральные газеты, что тебе не нравятся большие дома, надо, мол, предусмотреть приусадебные участки, чуть ли не индивидуальные сараи. Зачем тебе это, Рафаил, надо? Тебе, городскому человеку? Ну как я, сестра, объясню им, что во мне городского только сверху, а внутри я тот, который видел и хорошо помнит послевоенную разруху, наши бедные аулы. Я не хочу, чтоб занимались строительством на селе холодные, равнодушные люди. Им все равно, кто будет жить и пользоваться делом их рук. Они-то сами живут в городе!

Сестра, укрытая ватным одеялом, слабо улыбаясь, глядела на Рафаила.

— Переживаешь? — спросила она. — А говорил, будто работа у тебя хорошая.

— Если б работа была мне не по душе, я б на копейку не переживал, — сказал Рафаил. — Но как бы хорошо ни шло дело сегодня, хочется, чтоб завтра оно выросло на голову.

— Ты б, Рафаил, проведал племянника. Ждет он.

Харрас встретил на улице.

— Проходите, Рафаил-абый, проходите, — кричал он широко распахивая ворота.

— Я б и в калитке не застрял, — удивился Рафаил, проходя в ворота.

— Не могу уважаемого гостя пропускать через калитку, — возразил Харрас и, взбежав на крыльцо, рванул перед Рафаилом дверь.

— Что ты мне боярские почести устраиваешь? — возмутился Рафаил, глядя на расторопного, веселого племянника.

В доме ждала нарядно одетая жена Харраса. Рафаил быстро оглядел молодую невестку. Она была хорошо сложена. Узкая юбка туго облегала ее длинные бедра. Концом пуховой шали невестка как бы стыдливо скрывала полную грудь.

«Красавица!» — одобрил про себя невестку Рафаил и, здороваясь за руку, посмотрел ей в глаза.

— Зубаржат, — представилась она, кольнув гостя взглядом умных, внимательных глаз. — Проходите, Рафаил Каримович, будьте нашим дорогим гостем.

По тому, как невестка назвала его по имени-отчеству, Рафаил понял, что Зубаржат из городских.

Он уселся на мягкий стул и оглядел дом. Хорошо жил Харрас. Мебели мало, но подобрана она была и расставлена со вкусом. На полу лежал роскошный палас. Вдоль стен тянулись крашеные трубы отопления, в чистенькой кухне стоял газонагреватель и не было обычной для аулов громадной печи с вмазанным в нее чугунным казаном, где нагревалась вода для хозяйских нужд. В детской, за шифоньером, спала в коляске девочка.