Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

Карамышев дошел до машины, распахнул дверцу и что-то сказал шоферу. Тот прибавил обороты, дал задний ход и, развернув машину, включил дальний свет.

«Как я нехорошо подумал о нем», — спохватился Загитов. Теперь он, увидев ярко освещенную яму с разбросанными вокруг комками земли, уловил мысль Карамышева. Хорошо, что эта нарядная машина хоть как-то поможет делу.

Загитов позвал Карамышева в вагончик, но тот наотрез отказался. Главный снисходительно улыбнулся и пошел к рабочим. Те сидели и стояли вокруг стола, освещенного керосинкой, и громко смеялись.

Возле Карамышева остался лишь один газорезчик Ишмаев. Он был молод, застенчив, и мало кто знал, что этот паренек собирается через месяц жениться.

С крыльца вагончика Ризуан крикнул Ишмаеву, и тот, виновато улыбнувшись начальнику, побрел на зов бригадира.

Злого, насупленного Ризуана было не узнать. Он стоял у края траншеи, лез в карман за папиросами и широко улыбался.

— Амир Гареевич прикажет — в огонь пойдем, — добродушно философствовал он с папиросой во рту. — Не начальник, а золото.

Однако Ризуан не спешил спускаться в траншею. Он с наслаждением вдыхал табачный дым, задерживал его в легких для «обогрева нутра» и щурился на яркий свет автомобильных фар «Волги».

Раскрасневшиеся рабочие дружно высыпали из вагончика, заговорили разом и, не слушая друг друга и толкаясь, направились к стоявшему в ярком свете Ризуану. Последним с крыльца вагончика спустился Загитов. Он на ходу дожевывал колбасу. Сметая хлебные крошки со своего полушубка, он подошел к Карамышеву и похлопал его по спине.

— Зря не выпил, — сказал он, с удовольствием оглядывая ночное белое поле и залитых автомобильным светом рабочих. — Хорошо как кругом! Взял бы сейчас да через это поле на Северный полюс пошагал — столько во мне, брат, блаженства! И вообще, Талгат, не надо в таких критических ситуациях гнушаться рабочих. Я имею в виду… ужин.

Он громко икнул, и Карамышев чуть не крикнул ему в лицо: «Дурак! Кого ты учишь, как вести себя с рабочими? Вот я посмотрю, какое блаженство в тебе будет через пару часов, когда винные пары попрут».

Он отвернулся от главного и подозвал к себе Янгалина, молодого мастера, только недавно демобилизованного из армии.

— Вот что, Халит, — сказал он. — Гляди в оба, чтобы никто из рабочих далеко не отлучался. Понял?

Загитов застегнул полушубок на все пуговицы и решительно пошел к рабочим.

— Ребята! — сказал он, выискивая глазами бригадира. — Чтоб дружно к утру кончать работу — как договорились. Трупами ляжем, но аварию устраним. Так, Ризуан?

— Ляжем! — весело согласился Ризуан и огляделся. Он все еще не собирался спускаться в мерзлую траншею. Докурив, Ризуан выплюнул окурок и, согнув ноги в коленях, с любопытством смотрел, как внизу, на дне неглубокой ямы, яркой красной искоркой догорает папироса.

Бригадир полез было в карман за второй папиросой, но сзади напирал главный, почти сталкивая его в траншею. Ризуан, чтоб не свалиться, вежливо держался за рукав Загитова и озирался.

— Талгат Шарипович! — заорал он. — Где он, куда пропал?

— Здесь я, — спокойно ответил Карамышев и шагнул к траншее. — Чего кричишь?

— Как не кричать, — успокоился бригадир, прижимаясь боком к главному, чтоб не упасть в яму. — Указание какое будет?

— Амир Гареевич тебе ясно сказал: пора начинать, — сказал Карамышев. — Или ты надеешься, что я отменю распоряжение главного инженера и разрешу тебе поспать в вагончике?

— Понял, — вздохнул бригадир и, отпустив рукав главного, боком свалился в яму. За ним спустились еще трое слесарей с ломами и кирками, и внизу тяжело завозились, расширяя и углубляя приямок для сварщиков.

Оставшиеся наверху рабочие бестолково сновали, то уходя в тень, то вдруг выныривая в яркий сноп света от машины. На куче выброшенной из траншеи земли стоял Янгалин и зорко следил, чтоб рабочие не ушли в поле или ближний лес.

Карамышев оглядел без дела снующих рабочих. Они громко, возбужденно переговаривались, но было ясно, что сама работа их уже мало интересует. «Что сделалось с бригадой!» — обеспокоенно подумал Карамышев о рабочих, что еще час назад были злой, крепкой артелью.

Расстроенный, он поднялся в вагончик, брезгливо отодвинул стол с остатками еды и встал у окна. Интуитивно он понимал, что вмешиваться сейчас в дело бесполезно, нужно дождаться критического момента и употребить весь свой опыт, авторитет, волю и переломить настроение бригады на рабочий лад.