Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

Федаин вежливо улыбнулся.

— То-то, — понял его мысли Ковтун. — Все вы любите поучать из своих столиц, а дело делать — мужика ищете. Ругаете его, колотите за несовершенство, но заменить не можете — некем! Вот ты акт написал, кучу замечаний вывалил, за этот акт в городе меня бы не погладили. Но тут я сойду. Потому что я на безрыбье!

— Замечаний я дал много, — сдержанно сказал Федаин. — Но я, Дмитрий Сергеевич, отразил и положительные результаты вашей работы. Их могло не быть, если б не ваше бескорыстное отношение к работе, даже больше — самоотверженное отношение. Я ж насмотрелся за месяц, как вы работаете и в каких условиях. Благодарите ваше могучее здоровье!

— Ох, финансист! — засмеялся Ковтун.

— Но ваше горение на работе мне не нравится, — Федаин поймал на себе быстрый, непонимающий взгляд Лены. — Вы хорошо запрягли себя, на полную нагрузку. Вашим подчиненным остается только погонять вас. Разве вы должны ездить в банк и жечь нервы из-за финансирования, в то время как ваш главбух попивает у себя кофе? Я не против кофе, пусть она его смакует, но пусть по финансовым вопросам ее голова болит, а не ваша.

Ковтун открыл новую бутылку кумыса.

— Безалкогольный напиток, — снова предупредил он. — Никто не скажет, что ревизор распивает спиртные напитки со своим проверяемым.

Федаин, улыбаясь, кивнул, но свежий кумыс ударил в голову, разбудил тревогу.

— У нас сын болел в детстве туберкулезом, — Лена встала позади мужа. — Мы его долго лечили здешним кумысом. И сами незаметно для себя приучились.

— За ваше титаническое здоровье, — Федаин шутливо чокнулся с Ковтуном. — Оно движет ваше «пээмка».

— У моего Димы давно нет даже обычного здоровья, — грустно сказала Лена и погладила ладонью голову мужа. — По ночам у него стало болеть сердце. Трепыхается, как у зайчишки…

Она, как бы в шутку, взъерошила пальцами редкие волосы мужа и вдруг прижала его голову к себе и поцеловала в лоб.

И снова что-то больно укололо Федаина. В эту минуту он показался себе безнадежно лишним среди этих людей, в чем-то главном неполноценным.

— Ну что ты, Лен, — Ковтун мягко отодвинул жену от себя. — В наши дни здоровье такой же дефицит, как, например, метлахская плитка. Стоит ли об этом печалиться?

Лена отошла от мужа и села за стол, совсем близко к Федаину.

— Федя, у вас есть дети? — подперев щеку кулаком, она в упор смотрела на гостя.

— Не-ет, — растерялся Федаин. Подумав, он поднял на хозяйку глаза. — Но я жду его.

— Тогда вы еще совсем молодой, — как-то разочарованно сказала Лена.

— Я даже придумал имена: женское и мужское, — продолжал Федаин.

— Как бы я хотела пережить это снова, — громко сказала Лена. — Ожидание, первый крик, маленькое тельце на ладони. Вы счастливый человек, Федя, у вас все впереди.

— Но если родятся близнецы, два мальчика, например? — Федаин даже привстал. — Или две девочки?

— Мой Дима зачерствел на работе. Дети редко видели его. А куда деваться? Уж так повелось в роду человеческом: мужчина — опора семьи, добытчик, его место на охоте, в лесу, в поле, но только не у семейного очага.

— Я должен был предусмотреть два комплекта имен, на случай близнецов, — Федаин озадаченно глядел на супругов.

Лена повернулась к нему, быстро сказала:

— У вас нет детей, Федя, нет семьи.

— Лена…

— И боюсь, будет ли все это.

Возбуждение Федаина угасло. Он долго и внимательно смотрел на женщину.

— Человек должен быть немного эгоистом, — Лена отбросила русую прядь со лба. — Вы совсем не любите себя. Это плохо. Эгоист вынужден любить не только себя. Он любит своих детей, потому что они — его дети, он узнает в них себя, он любит свою женщину, потому что это его женщина, потому что она мать, опять же, его детей. Эгоисту нужен мир, чтоб спокойно жилось ему, его детям, его женщине и всем его близким. Вам не нужно ничего. Это страшно.

Федаин со странной улыбкой слушал хозяйку.

Ковтун осторожно разлил кумыс в фужеры Федаину и себе.

— Тебе больше нельзя, — сказал он жене.

— Я вас не хотела обидеть, — губы Лены раздвинулись в широкой улыбке. — Вы мне чем-то понравились. А уж если мне кто-то понравится, я выскажусь ему откровенно.

— Ее оплеухи я выношу четверть века, — вставил Ковтун. — Уж так сильно я ей нравлюсь.

— Любите себя, молодой человек, — Лена поймала сумрачный взгляд Федаина. — Тогда вам легче будет полюбить остальных.

— Я постараюсь, — ответил Федаин, трудно осмысливая разговор с женщиной. — Я буду стараться.