Вера Дорофеева - Истории без любви

Тоненько зазвенели от хохота ученых подвески старинной люстры. И седовласый хозяин отеля, потерявший руку в боях за Испанскую республику, услышав взрыв смеха, осторожно постучал в дверь. Ему нравились эти русские парни, и он старался, чем мог, скрасить им жизнь вдали от родины. Он наблюдал, как по вечерам их, усталых, измотанных непривычной жарой и работой, привозит из Космического центра микроавтобус. Он понимал, что в горячих спорах за ужином для них все еще продолжается рабочий день. Случалось, кто-нибудь из этих парней вдруг вытаскивал авторучку и на бумажной салфетке что-то чертил, совсем забыв о еде. Хозяин пытался поговорить с ними об этом. Но английский язык он знал плохо. А русские пытались объясниться с ним на том неописуемом «французском», который в ходу в Париже среди многочисленных иностранных туристов, но совсем неприемлем в патриархальной Тулузе.

По вечерам хозяин звал русских смотреть по телевизору спортивные передачи. Сегодня должны были передавать репортаж из Монако. Два десятка гоночных автомашин — приземистых, обтекаемых жуков — уже с ревом прогревали моторы, чтобы рвануться по знаменитому кольцу скоростной трассы навстречу славе, аплодисментам и смертельным катастрофам. На это стоило посмотреть даже таким занятым людям, как эти русские...

Хозяин настойчиво постучал в дверь. Хохот смолк. Войдя, он увидел одного из русских парней, худощавого, спортивного, который стоял сгорбившись посредине комнаты в странной позе старика. Володя Шелягин (а это был он) повернул печальное лицо к вошедшему и, бесстрашно продираясь сквозь грамматические формы, спросил:

— Какое, отец, твое дело к нам?

Хозяин, стараясь говорить как можно медленнее, чтобы поняли постояльцы, ответил:

— Репортаж из Монако. Автогонки. Одни мировые знаменитости. Стоит посмотреть.

— Спасибо, отец. — И, уже повернувшись к своим, быстро продолжал по-русски: — Вот видишь, Олег, к чему ты нас привел... Два часа мы будем смотреть, как загнивает и разлагается неразумная машинная цивилизация Запада, несясь круг за кругом к своему неизбежному концу. Мы увидим катастрофы и восторг кровожадных зрителей, усталое лицо победителя — гладиатора XX века и воющие кареты скорой помощи. Тебе, как сознательному члену профсоюза, это будет неинтересно. Мне, доверчивому простаку, а потому менее сознательному, любопытно посмотреть на автогонки. Поэтому мы все идем смотреть ТВ, а ты останешься и поломаешь голову над новой схемой. Справедливость восторжествует, а порок будет наказан. Ты заплатишь скучным вечером за тот день совращения, когда пришел в нашу лабораторию с гостем из Москвы. Адью...

Газеты прошлого века свидетельствуют, что корабли первооткрывателей Антарктиды Белинсгаузена и Лазарева покидали кронштадтский рейд под орудийный салют всей Балтийской эскадры. Впереди перед белоснежными парусниками лежали трудные тысячи миль неизвестности. А торжественным проводам предшествовала длительная подготовка экспедиции — не только тщательная оснастка кораблей, погрузка провианта, но и подбор каждого члена экипажа.

В XX веке начало больших научных экспедиций уже почти не знаменуется салютом эскадр из всех орудий. Все стало проще и... сложнее. Неведомые материки можно открывать, не покидая стен лаборатории, хотя подобные экспедиции требуют от «экипажа» не меньшего напряжения сил духовных и физических, чем путешествия прошлого. Вот почему, начав вместе с единомышленниками «вторжение в металлургию», Б. Е. Патон — тогда уже директор Института электросварки имени Е. О. Патона АН УССР — начал с подбора «экипажа». Так в сугубо прикладном институте появились специалисты по физике твердого тела, физической химии, прикладной математике и кибернетике. Это были молодые люди, только что покинувшие студенческую скамью. Некоторые проходили преддипломную практику здесь же, в институте. Почти с каждым из таких специалистов Патон беседовал сам. Причем вопросы были разные, на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к науке...

...В ответах Назаренко на вопросы личного листка по учету кадров почти все время присутствует отрицательная частица: «не был», «не состоял», «не участвовал», «не привлекался», «не находился». В двадцать один год он окончил радиофизический факультет Киевского университета по специальности «физическая электроника». Его оставили там же лаборантом.

Новые друзья заменили распавшуюся студенческую компанию, начала вырисовываться тема будущей диссертации. Олег написал пару статей, о которых одобрительно отозвались на ученом совете. И по «гамбургскому счету», который существует в любом стоящем НИИ, Олег Назаренко был зачислен в разряд «подающих надежды».