Петр Петров - Крутые перевалы

— На муравьище голых положу! У-у, собаки!

Но старшина замолчал, заметив хмурые лица соплеменников.

Теплый ключ сочится и хлюпает из скалы Епифановского белогорья. Десятки поколений знают, как в здешних местах медведь тащил за ногу охотника Епифана и утопил его в лужице горячей воды. С тех седых лет охотники, побывавшие в чернопадской тайге, разносят весть о целительной воде, исходящей из скалы. Здесь же сохранился обычай — купаться конному и пешему, хотя бы в этом и не было надобности, например, зимой. Горячая вода заменяла парную баню, без которой таежнику жизнь не в жизнь.

Пастиков, конечно, убедил Самоху, что за день можно доехать до Шайтан-поля, но ему пришлось уступить ямщикам, и разведка ночевала под Епифановской скалой. Ночью около костра мужики перековывали лошадей, а Пастиков хмурился и ругался без всякого повода. Ранним утром он расчистил яму и залез в нее, как в ванну. По каменной стене звонко катились струи источника. Из улуса доносился собачий лай, хотя отсюда охотники насчитывали до пяти километров. На вершине скалы шумели позлащенные солнцем кедры.

— Греешься? — послышался сзади голос Стефании. От таежного воздуха она посвежела и беспечно улыбалась большими серыми глазами. — Какая прелесть… Вот где неучтенные богатства республики!.. Здесь, наверное, золото и другие металлы есть.

— Конечно есть, только у нас руки еще не доросли.

Из-за кустов показалась черная, со вздыбленными волосами голова Севрунова. Он, увидев Стефанию, повернул в чащу.

— Давай, купайся, — предложил Пастиков.

— Идет, только ты испаряйся отсюда.

Пастиков оделся и крикнул:

— Самоха, помогай седлать коней!

— А чаевать? — спросил Севрунов.

— Это там, на месте.

Додышев старательно протирал стволы ружья и рассматривал их на солнце. Стефания вернулась с мокрыми волосами.

— Вот где курорт-то, Пастиков! Только чертовски воняет крепкой серой, — сказала она.

— А ты почему скоро? — подмигнул Самоха.

— Попробуй ты улежи долго, — улыбалась Стефания.

Кутенин уперся коленом в живот бурой кобылы и с усилием застегнул подпругу. Лошадь засопела и, покачиваясь, взлязгала зубами.

— Ну, черт! — замахнулся на нее Кутенин.

Парень в азяме первый повел на тропинку прихрамывающего, подгибающегося под кладью коня. А Пастиков с Севруновым и студент-камасинец пошли напрямки, через гриву скалы, где перелетали рябчики.

Караван встретили поджарые и дикие камасинские коровы, собирающие еще непросохшую от недавних снегов ветошную траву. Пастиков свистнул и хлопнул тяжелыми рукавицами. Табун скопом кинулся под уклон к просвечивающей равнине, откуда слышались крики людей и собачий лай.

Самоха последний раз развел ветки пахучих пихтачей и остановился на голом склоне.

— Смотри, Никандровна! — воскликнул он, подтягивая за руку Стефанию.

При виде замкнутой горами долины, пока еще серой от травы, все остановились, улыбаясь друг другу.

— Здесь и теплее, — сказала Стефания.

— Сравнениев нет, — гордился Самоха. — Вишь, снегу-то и в помине не бывает… А осенью до покрова инеев не водится.

— В улус не поедем, — сказал подошедший Пастиков. — Правь вон в тот лесок.

— И резонно, — одобрил Самоха.

Задумчивые глаза Додышева жарко лучились. Он вдыхал в себя воздух давно покинутых и теперь почти неузнаваемых мест.

— Давно, видать, не бывал здесь? — участливо спросил Севрунов.

— Две… Двенадцать лет, — выдохнул студент.

— А как попал в город?

— Здесь скрывались красные, а я был сиротой. Ну и увезли меня…

Под ногами лошадей шумела сухая трава, а под ней ворчала проступающая вода. Караван пересек узкое место долины и остановился на гладком берегу Сыгырды, в роще молодых тополей. Река отсюда делала крутую петлю, и от стана были видны прилепившиеся к скалам нехитрые постройки улуса.

Раскинув палатки, Самоха спустился на выступивший из воды камень и позвал Стефанию.

— Глянь-ка, Никандровна, какая чистота, — сказал он, привязывая к удилищу лесу.

Светлые волны с кипением били в лесистые скалы противоположного берега. Но почти до средины было видно камни на дне реки.

— Ангару напоминает, — сказала Стефания.

— Одной матери, надо быть, дети, — улыбнулся Самоха. — А вот сейчас посмотри, как мы начнем тягать.

Он закинул удочку. Желто-серая бабочка скользнула по верху волны и с плеском скрылась вниз.

Стефания не успела шагнуть, как на берег вылетел большой бурочешуйчатый хариус.