Франц Таурин - На Лене-реке

В это время к ней снова подошел Сычев.

Таня, понурившись, сидела около машины, устало положив руки на колени, покрытые темным кожаным фартуком, и ее маленькая фигурка казалась несоразмерной с массивным корпусом машины.

— Устала, Таня? — спросил Сычев.

Таня промолчала.

— Не почти за обиду, — продолжал Сычев, — старательно ты работаешь и сноровисто, а все же, вижу я, тяжело тебе… Эта машина силы требует, а ты у нас… — И старик смущенно остановился, подыскивая нужное слово, которое выразило бы его мысль и вместе с тем не огорчило бы Таню.

— Что я, — прерывающимся голосом спросила Таня, — кукла?

И, чтобы скрыть навертывающиеся на глаза слезы, Таня поднялась, резким движением включила рубильник и встала около машины.

Хлопая ремнями, машина набирала обороты. Когда хлопки ремней, гудение вентилятора и певучий гул вращающегося спирального ножа слились в один устойчивый по силе и высоте звук, показывающий, что машина на полном ходу, Таня обернулась к козлам за очередной кожей и сказала Сычеву:

— Напрасно вы, Федор Иванович, обо мне так думаете.

Тяжело было Тане дорабатывать смену, но, опасаясь, как бы кто, заметив ее усталость, не подошел снова с соболезнованиями, она работала до конца смены не отрываясь, хотя временами ей казалось, что силы совсем оставляют ее.

Луговой и Калугин сидели за столом в кабинете директора и тихо разговаривали. Андрей стоял около большой диаграммы и цветным карандашом отмечал выполнение плана за прошедший день. Пометки делались красным цветом, это означало, что план перевыполнен.

Услышав шаги Юсупова, Андрей обернулся.

— Мы вас ждем уже пятнадцать минут.

Юсупов начал объяснять причину опоздания, но Андрей улыбнулся и перебил его.

— Сколько ни оправдывайся, Роман Михалыч, потерянного времени не вернешь, так что к чему слова терять.

Андрей зачитал приказ наркомата. Заводу увеличили план и дали задание по выпуску армейской обуви.

— Ясно, товарищи? — спросил Андрей.

Калугин кивнул головой.

— Все понятно, заказ емкий.

— Почетный заказ, — подчеркнул Луговой. — Большое доверие оказано заводу.

— Да. Большое… очень большое, — повторил Андрей.

Приказ наркомата он прочел с радостным волнением: «Наконец-то и нам дали настоящее дело», и теперь ему показалось странным и даже обидным, что остальные приняли это известие так спокойно.

Серьезный, всегда несколько замкнутый, Калугин сосредоточенно насупил брови, обдумывая, как быстрее организовать третью смену. Юсупов внимательно смотрел на директора своими большими, влажными глазами и ждал, что он еще скажет. Луговой записывал что-то в блокнот.

— Детальными расчетами займемся позже, Александр Тихонович, — в голосе Андрея прозвучала нотка нетерпения, — сейчас надо обсудить, с чего начнем перестройку работы.

— Это не детали, а основное, — улыбнулся Луговой и протянул Андрею раскрытый блокнот.

Там было написано мелким четким почерком:

Вторник, 22 июля

Закрытое парт. собрание

Доклад Перова.

Среда, 23 июля

Собрание по цехам (в обеденный перерыв)

Кожевенный — Перов.

Обувной — Луговой.

Вечером

Совещание агитаторов.

Андрей понял, что напрасно упрекнул своих товарищей в равнодушии, понял, что каждый из них так же горд и взволнован доверием, оказанным коллективу.

— Как будем выполнять задание? — спросил он Калугина.

— Раскройщики справятся, — ответил Калугин, — а вот в заготовочном затрет. На эту программу нам надо добавить заготовщиц самое малое… человек тридцать. А за такой срок квалифицированного рабочего не подготовишь.

— Что вы предлагаете? — спросил Перов.

— Что предлагаю? — Калугин достал из кармана жестяную табачницу и неторопливыми движениями скрутил папиросу. — Что предлагаю? — повторил он, закуривая. — Считаю, надо подобрать, кто со швейной машиной знаком. Таких обучить можно быстрее.

— Дельное предложение, — отозвался Луговой.

Перов молча кивнул головой.

— Вот, к примеру, — заговорил снова Калугин, — у Романа Михайловича на строгальной машине сейчас Парамонова работает. Первое дело, работа, ну, прямо сказать, не по ней. Такую аккуратную бабочку на строгальную машину поставили. А главное, она швея замечательная. Я ее работу знаю. Такую посади хоть голенища тачать, хоть переда строчить — она через неделю две нормы даст. Прошу перевести Парамонову ко мне в цех.