Владимир Карпов - Бежит жизнь

— Четыре тысячи, — кивнул Славка на «Акай».

— Сколько? — уже без дурашливости переспросил Сергей.

— Четыре. Это еще мне по дешевке сделали, — разъяснил Виктор. — Последний выпуск. Теперь мне за него «Жигули» предлагают. Да он себя оправдает…

И снова друзья помолчали перед магнитофоном.

В углу стояли три картонные коробки, явно портящие полированный интерьер. Сергей понял, почему их не выкинули — из-под «Акая». Взгляд с коробок перескочил к двери — Сергей не хотел смотреть, но глаза скосило. Лена стояла, чуть склонив голову, и все глядела исподлобья. Так же, немного изогнув свое длинное тело, припав плечом к столбику, стояла она в своих воротах. А он, опираясь на вытянутые руки, нависал над ней…

— Включи хоть свой «Акай», послушаем, звучит он на четыре тысячи или нет? — обратился к другу Сергей.

Виктор напялил на него наушники, так, дескать, лучше, и для полноты ощущения усадил в кресло. Сергей, положив лицо на ладони, вроде бы слушал, но ритмичная музыка только еще больше будоражила какие-то смутные, тоскливые чувства. Вдруг вспомнилось, как он познакомился с Леной. Возвращался с танцев в битком набитом автобусе. Стоял, сдавленный со всех сторон, шевельнулся, пытаясь немного высвободиться, и среди множества лиц взгляд выхватил одно. Оно выпадало, не участвовало в давке, не сердилось, жило само по себе, лишь отчего-то немного печалилось и, как Сергею показалось, нуждалось в защите. И он пошел к нему. Стал работать плечами, локтями — прорываться. Потом провожал Лену. За всю дорогу она не сказала ни слова, а он, тоже не очень разговорчивый наедине с девчонками, не умолкал ни на секунду… Творила память свои фокусы. И Сергею казалось: он и сейчас может подойти, взять Лену за плечи, наклониться к ней… А Витька ни при чем…

Виктор что-то спросил. Сергей догадался что, оттопырил в ответ большой палец. И загляделся на друга: снизу его тело виделось еще более крепким, увереннее нависал подбородок. Сергея даже немного кольнуло. — позавидовал. Все хорошо у человека, все, что надо, есть или, по крайней мере, будет. Может, это и есть полнота жизни, счастье?

— Лена, чего ты стоишь? — повернулся Витька к жене. — Иди готовь что-нибудь на стол.

— Зачем? Не надо, — запротестовал, встрепенувшись, Славка. — Ко мне пойдем. Верка перец готовит.

Немного поспорили, и Витька пошел в другую комнату одеваться. А Славка и Сергей — на кухню, за Леной, взять бидончик под пиво. Бидончик из рук Лены Сергей брал очень долго, так, что Славка успел сзади потоптаться, смекнуть что-то и выскочить во двор.

— Ты же сам писать перестал и пропал куда-то, — неторопливо, как все, что она делала, выговорила Лена.

Послышались размеренные шаги. Появился Витька, стрельнул глазами туда-сюда, но без особого волнения, как бы мимоходом.

— Ну, пошли, — сказал он. — А завтра вечерком уж у нас, я шашлычок сделаю, мангал у меня есть…

Сергей шел за другом по аллее из лоз запущенного виноградника — не очень-то, видно, хозяин в нем нуждался. Думал.

Да, сам виноват. В том-то и беда. Хотя в ту пору была такая ситуация, когда все сдвинулось, перемешалось в голове. Его исключили из института. За драку. Учился с ним в группе один парень, возрастом постарше. Любил этот парень выступать на собраниях. Говорил всегда с очень высоких принципиальных позиций, с пафосом, с цитатами, с непременным эпиграфом вроде: «Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть». А в общежитии, где жил в небольшой, но отдельной комнатке, лихо шустрил с девчонками, за мзду мог устроить оценки заочникам — Сергей не от одного об этом слышал. Однажды в студенческой компании Сергей случайно оказался рядом с этим парнем, в разговоре высказал все, что о нем думает. Тот не вышел из себя, молчал и улыбался, лишь в конце проговорил: «Щенок ты…» Потом Сергей ни в деканате, ни в комитете комсомола ничего объяснить не мог, горячился, путался, грубил, немного, конечно, чувствовал себя правдоискателем, дерзким, прямым, каких в кино видел…

Учился он в другом городе, домой к родителям не поехал — нечего было им сказать; целыми днями слонялся по городу, Мучила обида, казался себе раздавленным, непонятым. Так вот, тогда написал он Лене письмо: приезжай. И получил ответ — не могу. Еще раз позвал: ты мне очень нужна. И снова — не сейчас. И никаких тебе на край света! Разве может любящий человек быть так поразительно нечуток, бесстрастен, думалось ему. Наложились одни чувства на другие и, как это бывает, вся обида вылилась в человека близкого, который руки не протянул. Бросил писать, уехал, обрубил концы. Тут вскоре родители Сергея перебрались в другое место: исчезла возможность встречаться с Леной и во время приезда домой. А когда нашла его Витькина открытка с приглашением на свадьбу, где, собственно, тот и не сообщал на ком женится, лишь было подписано: «Витя», «Лена», Сергей как-то сразу догадался: никакая эта не другая Лена, а его. Первой мыслью было поехать, разрушить все, но… — как другу в глаза посмотрит, да и странно как-то: то ничего, жил — не нуждался, а то вдруг — на тебе, явился… Выходит, ревность взыграла?!