Евгений Нечаев - Под горой Метелихой [Роман]

У Валерки стучали зубы, а Володька еще добавлял:

— Доведись сейчас — сам бы стрелял или бы с топором караулил которого в переулке, а в те поры что — мал был.

— За что же? — одними губами спрашивал Валерка. — Тебе-то что они сделали?

Володька медленно поворачивал голову, не мигая смотрел в упор на Валерку темными, остановившимися глазами:

— Батьку моего на крыльце шашками зарубили!..

Володька замолкал, сутулился, становился похожим на взъерошенного ястребенка, который еще не умеет летать, но глаз у него уже с желтым отливом — злой. Однако через пять-десять минут приятели плескались в озере, кувыркались на мелководье, и Володька снова становился прежним.

Минула еще неделя, и Валеркин соблазнительный ножик с тремя лезвиями, с шилом и с буравчиком, окончательно прижился в кармане Володьки, а свисток почему-то оказался у Федьки. Пожалуй, тут виноват больше всего сам Валерка, — не было у него настоящего понятия: день туда, день сюда, то с Володькой играет, то с Федькой. Не нравилось это Володьке, да ничего не поделаешь: городские-то все они без понятия.

Правда, одно время Валерка вроде бы и зарекался на Озерную бегать, — это после того, как они с Федькой погнули педаль у отцовского велосипеда, а тут сам Володька сплоховал — провинился перед Николаем Ивановичем. А причиной всему поп: пришел к учителю с жалобой.

Конечно, если бы во всем разобраться с толком, то и тут особой вины за Володькой не было. Просто собрались они в своем шалаше на конопляном поле, а до этого под дождь проливной попали, ну и сидели в чем мать родила, а рубашки сохли на крыше. И вот тебе — свадьба. Подкатило к церковной ограде враз несколько троек в лентах и с колокольцами. Разве тут усидишь?! Пока прибежали в церковь, а там уж руки не просунуть.

Штопором ввинтился Володька в самую середину и оказался правее жениха, а Валерка возле невесты.

Всё хорошо было, пока поп к новобрачным не обернулся кольца менять. В медлительной торжественности, громоподобно, провозгласил отец Никодим многолетие, и вдруг лицо его побагровело. Топнул ногой на ребятишек:

— Брысь! П-шли вон отсюда!!

Тут только заметил Володька, что дружок-то его впопыхах безрукавку синенькую успел набросить, а дальше всё голое. Так и стоит!

После грозного окрика Никодима половина народу вон из церкви шарахнулась, а вечером, притаясь за окошком школы, Володька своими ушами слышал, как отец Никодим выговаривал Николаю Ивановичу:

— Чувства верующих оскорблять никому не позволительно. Я не требую, чтобы вы наказали сына, и не хочу, но внушение необходимо. Влияние улицы, не в обиду будь сказано.

«Видишь ты, „влияние улицы“, — про себя повторил Володька, — а на улице нашей кто голова?»

Вот ведь как оно обернулось: Валерка штанов не успел натянуть, а виноват другой!

Не стал дожидаться Володька, что ответит учитель попу. Больше того: не хотелось слышать, как будут драть приятеля. Сполз потихоньку с завалинки к побрел восвояси.

В это время отец Никодим в дверях показался. Поманил толстым пальцем Володьку и зачем-то повел к своему дому.

Что будет с ним, Володька не знал, но и не повиноваться не мог, только посматривал снизу вверх на мрачно шагающего Никодима, как беззащитный кролик на матерого гривастого льва.

— Вот что, отрок, — проговорил наконец батюшка, когда миновали середину площади, — сожалею о влачении дней твоих бесполезном. Матери, верно, но помогаешь. Какой тебе год-то? Тринадцатый?! Ну, видишь: пора бы и к делу тебя приучать.

Вот и осень подкралась. Вороньё собирается вечерами, кружит над серым, невеселым полем, до хрипоты каркает на голых вершинах берез. Ходит Володька в школу, на учителя всё больше дивуется: не кричит, однако за партами тихо, а к доске вызовет — ничегошеньки в памяти не останется, хоть и сидел до петухов над книжкой. Николай Иванович приклонит голову набок, усмехнется чуть-чуть под очками, и вот уже всё на месте. Слова — как горох по желобу.

— Ладно уж, хватит, — другой раз остановит учитель.

Один раз книгу большую принес. С картинками. После уроков долго читал про моря и горы, про жаркие страны. Вот повидать бы всё это! А учитель многое видел. На Кавказе был и в Крыму, у Черного моря. Воевал с беляками за советскую власть. Вот с тех пор и ходит в шинели.

Как-то с Андроном разговорился Володька, — в лес за дровами по первой пороше ездили. Нарубили по возу на двор. (Хозяйство-то у Володькиной матери безлошадное, вот Андрон по-соседски и помогает.) Распрягал потом лошадь Володька, а Андрон тем временем тут же, под навесом, к саням новые завертки на оглобли приспосабливал. Спросил между делом: