А это? Владимир споткнулся даже. Кулацкий обрез и надпись внизу: «Из этого обреза… ноября 19… года врагами социалистического преобразования деревни был тяжело ранен секретарь комсомольской ячейки, ныне коммунист, Владимир Степанович Дымов, герой Хасана, бесстрашный партизан, кавалер орденов Красной Звезды и боевого Красного Знамени».
Долго стоял Владимир перед этим щитом. Люди за его спиной перестали разговаривать. Он чувствовал на себе десятки взглядов и, повернувшись, убедился в этом. И Анна смотрела на него. Смотрела без робости и удивления. И не она отвела взгляд, а Владимир потупился.
— Ты подумай, однако, — снова заговорил Карп, когда Дымов вернулся на место. — Выступить тебе надо. Ага, начинать собираются.
Николай Иванович поднялся на сцену, открыл собрание. Карпа выбрали в президиум.
— Сиди тут, — сказал он Дымову, поднимаясь. — Ночевать-то где будешь? Эх, парень, парень! Бросил бы ты эту захмычку. Ладно, сиди. Зайдем потом вместе к учителю.
К трибуне вышел Андрон. Ухватился жилистыми руками за наклонную крышку, без бумаг и записок начал отчетный доклад. Всё — до последнего ведра солярки для тракторов, до копейки и килограмма зерна — держал в голове. Отчитался самое большее за полчаса, и вопросов к нему не было. Только оглушительный грохот ладоней, когда стал перечислять имена лучших ударников в бригадах. И тут ничего не забыл Андрон. Помянул добрым словом пахарей и жнецов, тех, кто отличился на обмолоте, кто веял, сортировал зерно, возил в город на приемные пункты, кто пас скотину, выхаживал молодняк, добивался пудовых надоев.
— Нету у нас в этом зале заботливого, хлопотливого старика Мухтарыча, — помолчав, продолжил Андрон. — Этот человек стоит того, чтобы всем колхозом поклониться ему.
И все встали. Тозларовские татары первыми сдернули шапки. Потом стали вручать почетные грамоты, и опять татары несказанно удивились, когда следом за бригадиром Нефедом вышел к столу президиума получать награду непомерно огромный человечище, чуть ли не на целую голову выше Андрона, с такой же огромной бородищей и перепутанными седыми волосами, стриженными под «горшок». Принимая грамоту, он зычно прокашлялся, а в клубе стекла готовы были высыпаться от взрыва аплодисментов.
— На покров на девятый десяток перевалило, а дуб дубом! — услышал Владимир позади себя. Это говорили про Никодима.
— С первым вопросом покончено! — поднимая руку, сказал Калюжный. Он вел собрание. — А теперь слово имеет депутат Верховного Совета Союза ССР товарищ Валиев Сабур Зарипович.
Валиев вышел из-за стола, положил на верх трибуны две продолговатые красные коробочки и одну поменьше, квадратную. Достал из кармана очки, раскрыл бархатную папку.
— «Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик», — начал он торжественно. Переполненный клуб затаил дыхание. Все подались вперед, вытянули шеи.
— «…орденом Ленина — председателя колхоза „Колос“ Савельева Андрона Савельевича»!
Тут уж не взрыв аплодисментов, не овация, а настоящий горный обвал разразился в клубе. Андрон выпятил бороду, да так и застыл. Потом замерла на своем месте Дарья, — ее наградили орденом Трудового Красного Знамени. Андрейку подняли на руки, поставили на возвышение сцены. Член правительства сам расстегнул на нем полушубок, потрепал за светлый вихор и приколол на новенькую ситцевую рубашку медаль «За трудовую доблесть».
— Это тебе авансом, парнище, — сказал он на ухо оторопевшему Андрейке. — Авансом, ты понимаешь?
* * *
Переполненный зал понемногу успокаивался. Николай Иванович переждал, пока всё утихнет, и зачитал заявление Андрона, в котором тот просил колхозников освободить его от должности председателя.
В клубе, кажется, и дышать перестали. Потом зашумели, задвигались.
— А мы не желаем! — послышалось позади Владимира.
— Правильно! Чего это ради!
— Не желаем, и всё! Кому это надо стало?
Николай Иванович предложил собравшимся еще раз глянуть на диаграммы и схемы. Артель обретает довоенную мощь, и это заставляет каждого колхозника серьезно подумать о составе правления. Его должен возглавлять человек грамотный, упорный, умеющий видеть далеко вперед. Андрон сам предложил партийному бюро достойную кандидатуру, и вот он, Николай Иванович, теперь уже от имени партийной организации назовет этого человека.
Приподняв голову, Дымов следил за тем, куда смотрит учитель. Он знал, что сейчас назовут его фамилию, и почувствовал вдруг, что ему становится жарко. А в клубе такая тишина, что вздохни кто-нибудь на последней скамейке — все обернутся. И от этой напряженной тишины прослушал Дымов свою фамилию и имя, услыхал только «Степанович».
Читать дальше