Александр Мишкин - Птицы летают без компаса. В небе дорог много [Повести]

Открыл портфель. Сверху лежал большой целлофановый пакет. Это Аля положила-таки свои бутербродики. Вообще-то к месту пришлись — проголодался, под ложечкой засосало. Может, к ощущению голода еще и примешивалось какое-то сомнительное и неопределенное чувство от предстоящей встречи? Я водил по лицу жужжащей электрической бритвой, глядел на свое отражение в зеркале и жевал хлеб с колбасой. Какими вкусными были бутерброды! «Предусмотрительная у меня жена. Умница!» — подумал я, и рука моя остановилась. В душе что-то повернулось, поворочалось, вроде бы пытаясь снова прилечь, только поудобнее. Я вспомнил Потанина, но тут же отогнал назойливые мысли.

Побрился, умылся, отгладил воротничок у рубашки. Из репродуктора, висящего на стене, послышался бой Кремлевских курантов. Эхо гулко и торжественно прогремело в пустой комнате. Открыл окно. Свежий таежный дух защекотал ноздри.

Я надел фуражку и вышел на улицу. По привычке глянул вверх: небо было чистое, с легкими текучими облаками, солнце уже работало вовсю. У здания штаба с кумачовым лозунгом толпились люди: летчики, техники. Над ними кудрявились сизые дымки: перекур перед построением. Постучав в дверь с табличкой «Командир части», я вспотевшей ладонью обхватил никелированную скобу.

Потанин, широко расставив локти, сидел за столом, склонившись над бумагами.

— Майор Стрельников! — представился я и провел скользкими горячими ладонями по брюкам.

Командир сомкнул кисти рук в узел, еще ниже опустил голову и сказал:

— Ей-богу, боюсь ошибиться! Ты, Сергей?

— Ну, конечно! Кто же еще?

Потанин откинулся на спинку кресла. Встал. Качнулся. И пошел на меня по-медвежьи. И я на него также. Наши физиономии были глупы от радости. Вмиг сгинуло то напряжение, которое ворочалось и копилось в душе с самого утра. Приятно встретиться с однокашником, не видевшись столько лет! Даже неважно, в каких отношениях был ты с ним в училище. Существенно то, что с ним вместе учился летать, в одном ателье шил первую офицерскую форму. Все остальное забывается, исчезает, как инверсионный след от самолета. Но это я понял только сейчас, именно сейчас, глядя на сияющее лицо Потанина.

Мы часто вспоминаем тех курсантов, которые после выпуска из училища быстро пошли вверх по служебной лестнице. О таких мы узнаем из приказов, газет и при встрече друг с другом. Одни говорят о них с гордостью, другие — с завистью. Тут важно, кто говорит, каков он сам и как сложились дела умного. Но редко можно услышать о тех выпускниках, которые так и остались молодыми, потому что в один из летных дней линия их полета не дошла до аэродрома. Не дошла потому, что они были пилотами молодыми и не хотели признавать никаких летных правил и норм, даже пренебрегли законом всемирного тяготения… Ни гордости тут и ни зависти…

— Мне позвонили. Говорят, Стрельников, Стрельников. А сколько этих Стрельниковых на Руси? Сколько их в авиации?! Видишь, вот и встретились! Родина-то наша ого-го! А все равно встретились. Наверное, оттого, что большинство нас, военных, обтекают страну, ходят по краешку, по границе. Ну, садись, садись! — говорил Потанин, заполняя кабинет басом.

Лицо Потанина покрупнело и погрубело малость, как бы солиднее, прочнее стало. Подбородок сгладился, скулы выровнялись. Волосы такие же жесткие, только проволочки в них появились алюминиевые — поседел. На широких плечах — погоны с изумрудным зеленым блеском и на каждом — три крупные звезды, привинченные плотно, надежно, как гайки на обшивке самолета.

— Давай-ка рассказывай, как живешь-можешь? — Полковник поглядел в упор, лукаво прищурился и сразу стал похож на прежнего Потанина, старшину класса.

Зазвонил телефон. Полковник неторопливо взял трубку.

— Нет, нет, — резко сказал он, глядя в потолок, — в отпуск и не думай. Что же это получается, по старинной присказке: солнце жарит и палит — в отпуск едет замполит… Так дело не пойдет. Традиции я чту, но не такие. Понимаю, что тебе надо сложные условия. Да, да… понимаю, понимаю, что тебе их в бой вести. В этом ты прав. Но прежде чем пилотов в бой вести, надо их летать научить, а так ведь они до сражения попадают. Ничего, ничего… — Потанин сухо усмехнулся. — Вот вместе молодежь на крыло поднимать будем. Инструктором тебя задействую. А потом ведь молодежь без замполита заскучает. Это в соображение возьми.

Потанин долго слушал не перебивая, а потом, неудовлетворенно поморщившись, пояснил:

— Константин Григорьевич, речь-то не о тебе. Тебе нужны облака, вот поедешь в санаторий и любуйся ими, сколько душа пожелает. За твою летную подготовку у меня голова не болит. Птицу за крылья не хвалят. Да, да… Будь здоров…