Впрочем, я — о гусях:
Гусь истек и иссяк —
Тот, который сбивал весь косяк.
И кого из себя ты не строй —
На спасение шансы малы:
Хоть он первый, хоть двадцать второй —
Попадет под стволы.
<1980>
* * *
Общаюсь с тишиной я,
Боюсь глаза поднять,
Про самое смешное
Стараюсь вспоминать.
Врачи чуть-чуть поахали:
«Как? Залпом? Восемьсот?..»
От смеха ли, от страха ли —
Всего меня трясет.
Теперь я — капля в море,
Я — кадр в немом кино.
И двери на запоре —
А все-таки смешно.
Воспоминанья кружатся
Как комариный рой,
А мне смешно до ужаса:
Мой ужас — геморрой.
Виденья всё теснее —
Страшат величиной:
То с нею я — то с нею, —
Смешно, иначе — ной!
Не сплю — здоровье бычее,
Витаю там и тут,
Смеюсь до неприличия,
И жду — сейчас войдут…
Халат закончил опись
И взвился — бел, крылат.
«Да что же вы смеетесь?» —
Спросил меня халат.
Но ухмыляюсь грязно я
И — с маху на кровать.
Природа смеха — разная, —
Мою вам не понять.
Жизнь — алфавит: я где-то
Уже в «це-че-ше-ще», —
Уйду я в это лето
В малиновом плаще.
Но придержусь рукою я
В конце за букву «я» —
<���Еще> побеспокою я! —
Сжимаю руку я.
Со мной смеются складки
В малиновом плаще.
С покойных взятки гладки, —
Смеялся я — вообще.
Смешно мне в голом виде лить
На голого ушат, —
А если вы обиделись —
То я не виноват.
Палата — не помеха,
Похмелье — ерунда, —
И было мне до смеха —
Везде, на всё, всегда!
Часы тихонько тикали —
Сюсюкали: сю-сю…
Вы — втихаря хихикали,
А я — давно вовсю!
1980
* * *
Жан, Жак, Гийом, Густав —
Нормальные французы, —
Немного подлатав
Расползшиеся узы,
Бесцветные, как моль,
Разинув рты без кляпа,
Орут: «Виват, Жан-Поль,
Наш драгоценный папа!»
Настороже, как лось,
Наш папа, уши — чутки.
Откуда что взялось —
Флажки, плакаты, дудки?
Страшась гореть в аду,
Поют на верхней ноте.
«А ну-ка, ниспаду
Я к ним на вертолете!»
«Есть риск! — предупредил
Пилот там, на экране, —
Ведь шлепнулся один
Не вовремя в Иране».
«Смелее! В облака,
Брат мой, ведь я в сутане,
А смерть — она пока
Еще в Афганистане!» —
И он разгладил шелк
Там, где помялась лента,
И вскоре снизошел
До нас, до президента.
Есть папа, но была
Когда-то божья мама.
Впервые весела
Химера Нотр-Дама.
Людским химер не мерь —
Висит язык, как жало.
Внутри ж ее теперь
Чего-то дребезжало.
Ей был смешон и вид
Толпы — плащи да блузки…
Ан, папа говорит
Прекрасно по-французски.
Поедет в Лувр, «Куполь»
И, может быть, в Сорбонну,
Ведь папа наш, Жан-Поль,
Сегодня рад любому.
Но начеку был зав
Отделом протокола:
Химере не сказав
Ни слова никакого,
Он вышел. Я не дам
Гроша теперь за папу.
Химеры Нотр-Дам,
Опять сосите лапу!
<1980>
* * *
Неужто здесь сошелся клином свет,
Верней, клинком ошибочных возмезди[й]…
И было мне неполных двадцать лет,
Когда меня зарезали в подъезде.
Он скалился открыто — не хитро,
Он делал вид, что не намерен драться,
[И в<���д>руг] — ножом под нижнее ребро
И вон — не вынув, чтоб не зама[ра]ться.
Да будет выть-то! Ты не виновата —
Обманут я улыбкой и добром.
Метнулся в подворотню луч заката
И спрятался за мусорным ведром…
Еще спасибо, что стою не в луже,
И лезвие продвинулось чуть глубже,
И стукнула о кафель рукоять,
Но падаю — уже не устоять.
<1980>
М. Шемякину — другу и брату — посвящен сей полуэкспромт
Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
Гоню их прочь, стеная и браня.
Но вместо них я вижу виночерпия —
Он шепчет: «Выход есть. К исходу дня —
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердие
Отпустит, и расплавится броня!»
Я — снова я, и вы теперь мне верьте, — я
Немногого прошу взамен бессмертия —
Широкий тракт, холст, друга да коня;
Прошу покорно, голову склоня,
Побойтесь Бога, если не меня, —
Не плачьте вслед, во имя Милосердия!
Читать дальше