Владимир Киселев - Человек может

Петр Афанасьевич вернулся с работы поздно. По тому, как он посапывал носом и слегка жевал губами, Клава поняла, что муж чем-то расстроен. В таких случаях она всегда начинала разговор о детях. Петр Афанасьевич знал, что этим она старается отвлечь и успокоить его. Иногда это его трогало, иногда — сердило.

— Оля сегодня Наталью Александровну к стулу привязала, — посмеиваясь и словно не замечая насупленного лица Петра Афанасьевича, проговорила Клава.

— Как привязала?

— Зашла к нам Наталья Александровна — знаешь, как она говорит: тра-та-та, тра-та-та, не остановишь, а Оля понемножку разматывает катушку ниток и вокруг стула ходит. Наталья Александровна только хотела встать — глядь, а она в нитках, как в паутине…

— Вот разбойник! — хмуро улыбнулся Петр Афанасьевич.

— Разбойник, — подтвердила Клава. — Я ей говорю: ну вот, теперь я тебе уже всыплю. И шлепнула пару раз по попке. Оля молчит, а Саша — в слезы: мама, не бей Олю. Как же, говорю, не бить, если она Наталью Александровну привязала. Разве тебе ее не жалко? А он смотрит прямо в глаза Наталье Александровне и говорит: мне Олю жальче…

— Спят уже?

— Спят, — ответила Клава.

Прихрамывая больше, чем обычно, Петр Афанасьевич прошел в детскую. Саша улыбался во сне. Оля сбросила легкое одеяло, и Петр Афанасьевич укрыл ее. Коля вздрогнул и слегка вскрикнул, а затем перевел дух, посмотрел на отца и сразу же снова уснул.

Падает, — подумал Петр Афанасьевич. — Растет.

Петр Афанасьевич сел за стол, на который Клава уже поставила разогретый ужин. Он молча, без аппетита, но торопливо ел, а Клава сидела рядом, время от времени вставая, чтобы долить в чай молоко, дать мужу сахар.

Клава знала, что Петр Афанасьевич поужинает и обязательно заговорит о том, что его взволновало. Для этого нужно было соблюсти только одно условие: ни о чем его не спрашивать.

Петр Афанасьевич отпил несколько глотков нестерпимо горячего чая, посмотрел на невозмутимое лицо жены и спросил:

— Павел не приходил?

— Нет.

Клава подумала, что такое уже было. Вот только не вспомнит — когда. Так же пил Петр Афанасьевич чай, и так же что-то случилось с Павлом, и точно в такой позе сидела она за столом. Это было очень неприятное чувство, и, чтобы избавиться от него, Клава резко поднялась со своего места. И вдруг подумала, что точно так же она поднялась и в тот раз… Когда же это было?..

— Вот увидишь — он его доведет до тюрьмы, этот Кац, — сказал Петр Афанасьевич.

Клава начала убирать со стола. Осторожным движением — чтоб не разбить — она поставила посуду и лишь затем испуганно спросила:

— Как же это?..

— А вот так… Пошли дурака богу молиться…

Кац успел побывать повсюду. В милиции. В суде. В прокуратуре. Дело Павла, такое простое и ясное вначале, все больше запутывалось. Ко всему Ермак заявил, что он задумался на улице и нечаянно толкнул Павла, а Павел его не трогал. Ссылаясь на показания Павла и милиционера, Кац доказывал, что Ермак стремится ввести правосудие в заблуждение.

Петр Афанасьевич рассказал Клаве, что в обеденный перерыв он побывал у Вязмитиных. Там он встретился с Кацем.

— Эти два дела нельзя рассматривать отдельно, — говорил Кац, пронзая пальцем Петра Афанасьевича. — Прежде всего необходимо доказать, что фельетонист незаслуженно очернил Сердюка. В таком случае, поступок Сердюка уже не может рассматриваться как хулиганский…

— Какой поступок? — возразил Петр Афанасьевич. — Ведь Ермак отказался…

— Предположим. Но это — неправда. В показаниях лица объективного — милиционера, который присутствовал при драке, имеются сведения противоположного характера. Суд должен исходить прежде всего из достоверных показаний. Ермак только запутал дело.

— Ну уж не знаю, можно ли больше запутать дело, — буркнул Петр Афанасьевич.

Клава слушала мужа молча. Она вспомнила, как Павел сконфуженно улыбался, когда она ему за обедом наливала вторую тарелку борща, и как он пошел с ней в театр на «Пиковую даму», когда умер Петя и ей было очень плохо.

— Почему, — спросила она, — так получается? У Павла. Учился. Стал научным работником. И опять запутался?..

— Причина одна — от жизни оторвался. От товарищей. Индивидуалистом стал. А помочь ему — нужно.

— Жениться бы ему, — сказала Клава.

Петр Афанасьевич хитро усмехнулся.

— И нечего смеяться, — обиделась Клава.

— Завтра пленум начинается, — сказал Петр Афанасьевич. — Петр Никитич приедет. Нужно, чтоб Павел написал письмо на имя Петра Никитича. А еще лучше, если бы Петр Никитич согласился его лично принять. Дело-то ведь он замыслил важное, нужное…