Михаил Шолохов - Тихий Дон. Книги 1–2

39 — Клецкой Дмитрий Шамов — Расстрелян

40 — Филоновской Сафон Шаронов — Расстрелян

41 — Мигулинской Иван Губарев — Расстрелян

42 — Мигулинской Федор Абакумов — Расстрелян

43 — Луганской Кузьма Горшков — Расстрелян

44 — Гундоровской Иван Изварин — Расстрелян

45 — Гундоровской Мирон Калиновцев — Расстрелян

46 — Михайловской Иван Фарафонов — Расстрелян

47 — Котовской Сергей Горбунов — Расстрелян

48 — Нижне-Чирской Петр Алаев — Расстрелян

49 — Мигулинской Прокопий Орлов — Расстрелян

50 — Луганской Никита Шеин — Расстрелян

51 — Ст. механик РПТК Александр Ясенский — Расстрелян

52 — Ростов Михаил Поляков — Расстрелян

53 — Раздорской Дмитрий Рогачев — Расстрелян

54 — Ростов Роберт Фрашенбрудер — Расстрелян

55 — Ростов Иван Силендер — Расстрелян

56 — Самарской г. Константин Ефимов — Расстрелян

57 — Чернышевской Михаил Овчинников — Расстрелян

58 — Самарской г. Иван Пикалов — Расстрелян

59 — Иловлинской Михаил Корецков — Расстрелян

60 — Кумшатской Иван Коротков — Расстрелян

61 — Ростов Петр Бирюков — Расстрелян

62 — Раздорской н./м. Иван Кабаков — Расстрелян

63 — Луковской Тихон Молитвинов — Расстрелян

64 — Мигулинской Андрей Швецов — Расстрелян

65 — Мигулинской Степан Аникин — Расстрелян

66 — Кременской Кузьма Дычкин — Расстрелян

67 — Баклановской Петр Кабанов — Расстрелян

68 — Михайловской Сергей Селиванов — Расстрелян

69 — Ростов Артем Иванченко — Расстрелян

70 — Мигулинской Николай Коновалов — Расстрелян

71 — Михайловской Дмитрий Коновалов — Расстрелян

72 — Краснокутской Петр Лысиков — Расстрелян

73 — Мигулинской Василий Мирошников — Расстрелян

74 — Мигулинской Иван Волохов — Расстрелян

75 — Мигулинской Яков Гордеев — Расстрелян

Трое из них не заявили о личности.

Секретарь, кончив переписывать список осужденных, поставил в конце постановления раскоряченное двоеточие, сунул перо в руку ближнему:

— Распишись!

Представитель хутора Ново-Земцева Коновалов, в парадном кителе серо-немецкого сукна с красными лацканами на воротнике, виновато улыбаясь, слег над листом. Толстые, мозолистые, воронено-черные пальцы, не сгибаясь, держали ученическую обгрызенную ручку.

— Грамотный-то я не дюже… — говорил он, старательно выводя заглавное «К».

Следом за ним расписался Родин, так же неуверенно водя ручкой, потея и хмурясь от напряжения. Еще один, предварительно потряхивая ручкой, беря разбег, расписался и убрал высунутый во время писания язык. Попов размашисто, с росчерком начертал свою фамилию, встал, вытирая влажное лицо платком.

— Список приложить надо, — позевывая, сказал он.

— Каледин на том свете спасибо нам скажет, — молодо улыбнулся Сенин, наблюдая за тем, как секретарь прижимает к выбеленной стене увлажненный чернилами лист.

На шутку что-то никто не ответил. Молчком покинули хату.

— Господи Исусе… — выходя, вздохнул кто-то в темных сенцах.

В ночь эту, обрызганную молочным светом бледно-желтых звезд, в лавчушке, набитой людьми до отказа, почти не было сна. Короткие гасли разговоры. Духота и тревога душили людей.

С вечера попросился один из красногвардейцев на двор:

— Отвори, товарищ! До ветру хочу, по нужде надо сходить!..

Он стоял в выпущенной из шаровар бязевой исподней рубахе, вспатлаченный, босой, стоял и, прижимаясь почерневшим лицом к замочной скважине, повторял:

— Отвори же, товарищ!

— Бирюк тебе товарищ, — отозвался наконец кто-то из караульных.

— Отвори, братушка! — изменил обращение просивший.

Караульный поставил винтовку, послушал, как в темноте посвистывают крыльями дикие утки, перелетавшие на ночную кормежку, и, раскурив цигарку, прижался губами к скважине:

— Мочись под себя, сердяга. За ночь шароваров не износишь, а на зорьке и в мокрых в Царство Небесное пустят.

— Всё нам!.. — отчаянно сказал красногвардеец, отходя от двери.

Сидели плечо к плечу. В углу Подтелков, опорожнив карманы, нарвал груду денег, пришептывая, матерно ругаясь. Покончив с деньгами, разулся и, трогая плечо Кривошлыкова, лежавшего рядом, заговорил:

— Ясно — нас обманули. Обманули, в господа мать!.. Обидно, Михайло! Мальчонкой был, бывало, за Дон на охоту пойдешь с отцовой флинтой, идешь по лесу, а он — зеленым шатром… К музге пройдешь — утки сидят. Промажу, бывало, и так мне обидно, хучь криком кричи. И вот зараз обидно — промаху дал: вышли б с Ростова на трое суток раньше — значит, не припало б тут смерть примать. Кверху ногами бы поставили всю контру!