Ким Панферов - Пусть всегда светит солнце [Рассказы]

— Видали мы таких мастеров!

— А вот увидишь. Тогда-то я тебя погоняю. Гешка, сюда! Гешка, туда!

Люба рассмеялась ему в лицо, сбежала по лесенке и пошла по цеху, вызывающе громко постукивая каблуками.

Гешка смотрел ей вслед, а она, словно чувствуя его взгляд, обернулась и помахала рукой около лица, как будто в руке была кисточка для бритья, и исчезла за печью.

«Что ж, помазок так помазок, — беззлобно подумал Гешка. — Только посмотрим, кто первым своего добьется: ты ли сменным станешь, или я обжигальщиком буду».

— Гешка! Иди сюда! — раздался снизу голос.

На площадке, идущей вдоль печей, стоял Илья Морозов, обжигальщик, в смене которого Гешка работал подручным. Илья совсем недавно демобилизовался и продолжал носить тельняшку и бушлат.

Гешка души не чаял в своем начальнике. Он часами мог слушать его рассказы о морской жизни. Да и в своем дело Илья был большим мастером. После службы на флоте он прошел курсы усовершенствования на московском цементном заводе «Гигант» и вернулся в Новороссийск, где работал до призыва. Гешка даже ходить пытался, как Морозов, немного враскачку, словно под ногами была палуба корабля.

— Ну что ж, давай принимай печь, — сказал Илья, и в глазах его мелькнул лукавый смешок.

Они стояли около конторки, и Гешка ожидал, что Илюша, как бывало, пройдет по печи, посмотрит, проверит, объяснит попутно, какие есть неполадки или признаки приближения этих неполадок. С этого всегда начиналась их рабочая смена.

Гешка давно почувствовал преимущество Илюшиной системы обучения. Он знал, что Илья ничего не покажет ему нового, если не убедится, что тот не усвоил предыдущее. И Гешка старался. Он все увереннее обращался с печью, чувствуя правоту Илюшиных слов: если сам не попробуешь — не научишься. Уже не раз оставался на время вместо Морозова. И все же слова «давай принимай печь» прозвучали для него неожиданно. Он растерянно посмотрел на обжигальщика.

— Принимай, принимай! — повторил Илья и ушел в конторку.

У печи, собираясь сдавать смену, стоял Потапыч, круглый розовый старик. Казалось, что жар от печи подрумянил его пухлые, сдобные щеки. Он весело подморгнул Гешке:

— Ну что скажешь про жизнь? — Ткнул ему, здороваясь, руку, спросил: — А Морозов где?

— Я печь принимать буду, — ответил Гешка.

— Давай, давай, — сказал Потапыч и отошел, как будто для того чтобы не мешать. Но Гешка заметил, что Потапыч искоса поглядывает на него.

— Дай взглянуть, — сказал Гешка, отодвигая от смотрового окна подручного Потапыча — веснушчатого паренька с черным от копоти лицом.

— Ты сам печь принимаешь?! — восхищенно спросил тот, безропотно отходя в сторону и отдавая Гешке цветное стекло, заделанное в деревянную оправу с ручкой.

— Как видишь, — отозвался Гешка.

— А мне мой еще не доверяет, — вздохнул паренек.

Гешка приник к цветному стеклу, посмотрел внутрь печи. Там бушевала огненная струя распыленного угля. Вырываясь из форсунки, она пролетала метров на двадцать пять — тридцать. А по стенкам, медленно переваливаясь, скатывалась раскаленная лава мелкоизмолотого камня — шлама.

Вернувшись в конторку, Гешка застал там Морозова разговаривающим со сменным мастером и Потапычем. Тут же был и Никитченко, обжигальщик, принявший в эту смену другую печь. Плотный, грузный, с угрюмым лицом, он казался каким-то придавленным. Руки — длинные, доставали до колен, широкие и сильные плечи опустились вниз, и весь он как-то сгорбился и ссохся. Гешка знал, что Никитченко стал таким после того, как у него погибла семья.

— Ну как? — спросил Илья. — Все в порядке? Можно принимать?

— Можно принимать, — ответил Гешка. — Только плохо Потапыч за помощником следит: у печи намусорено и подшипники не протерты.

Морозов усмехнулся, подморгнул Потапычу: «Видал, мол, какой у меня строгий обжигальщик вырос», и подписал ведомость.

— Ладно, — сказал Илья, — давай веди печь, а я провожу Потапыча, мне с ним переговорить надо.

Гешка вышел из конторки, чувствуя, как радость заполняет сердце. Он остановился около головки печи и засмеялся. Еще бы, в первый раз самостоятельно принять печь и вести ее дальше — это что-нибудь да значит!

— Гешка, Гешка! — подбежала к нему Люба. — Смотри, что у вас делается… Где Морозов?

— А что делается? — спокойно спросил Гешка. — Ильи нет, я за него.

— Как же тогда быть? — растерялась Люба. — У вас прожог…

— Где? — вскинулся Гешка и побежал к зоне спекания.

Он лег грудью на перила и впился глазами в корпус печи. Рядом взволнованно дышала Люба. Печь медленно вращалась, и вот снизу появилось все увеличивающееся огненно-красное пятно. Гешка оглянулся, потоптался на месте, как бы собираясь бежать за Ильей, но потом кинулся к пульту управления. Пробегая мимо, заметил Никитченко.