Лев Кожевников - Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

Он говорил резко, насмешливо и смотрел прямо в глаза. Алексей понял, что разговор предстоит длинный и, возможно, безрезультатный.

— Мне, Иван Андреевич, почему-то казалось, мы с вами в этом деле союзники.

— Хреновые из вас союзнички, — отрезал Глухов.

— Это почему?

— Потому что вы видите во мне преступника. Сержант требует показать, где я закопал туловище. Вы пугаете меня ответственностью за дачу ложных показаний. Обвиняете в том, будто я скрыл факт убийства. С союзниками, дорогой прокурор, так не поступают.

— Полно ребячиться, Иван Андреевич, за сержанта я перед вами извинился. Об ответственности за дачу ложных показаний мы обязаны предупредить свидетеля, прежде чем допросить. Такая форма, и вы это знаете. Что касается вашей находки, то вы обязаны были об этом заявить. Вы же скрыли, а теперь становитесь в позу. Зачем?

— Хотите, скажу, какой следующий вопрос вертится у вас на языке? Вот-вот сорвется. Даже удивительно, что вы до сих пор его не задали. Ну, так как?

— Я слушаю.

— Вам, уважаемый прокурор, не терпится выяснить, откуда у меня взялись такие деньги. Аж целый миллион! А может, два? Это при моей-то должностенке, да еще в системе образования. Так?.. Наверняка, тут дело не чисто, думаете вы. И нельзя ли этот миллион, а может два, обратить в доход государства. Преступник думает так же. Он желает слупить с меня миллион. Правда, в свою пользу. И тоже пугает. Но в отличие от вас поступает честнее, не хитрит и не набивается в союзники. Он так и говорит: я собираясь тебя ограбить.

Алексей рассмеялся.

— Ваш ответ, Иван Андреевич, я знаю заранее. Миллиона у вас нет, так?

— Вот именно. И никогда не было.

— Дело в том, — продолжал Алексей, — что на данном историческом отрезке заработать миллион честным путем невозможно. Нет законодательной базы. Любой миллион, тем более два, оказавшись в частных руках, имеют криминальное происхождение. Спекуляция, бандитизм, наркотики, махинации с валютой и тому подобное. Вы меня понимаете. Стало быть, честный человек с миллионом в кармане — абсолютным нонсенс. Поэтому на честный ответ с вашей стороны я и не рассчитывал. Особенно в том случае, если бы миллион у вас, действительно, имелся. А то, что вы скажете, и что в конечном счете сказали, я знал без вас.

Некоторое время оба молчали. Было ясно, что черта под дискуссией подведена. Наконец, Глухов сказал:

— Ладно, прокурор. Хватит воду в ступе толочь. Спрашивай, что надо. И разбегаемся.

— Вопрос тот же самый. Почему вы не обратились к нам сразу?

— Вначале не придал значения, да и сейчас… Хотя далеко зашел гад.

— До этого случая вам угрожали?

— Обещал пришить всех троих. В случае неуплаты. Или в случае, если надумаю обратиться в милицию.

— Вас это остановило?

— Я же сказал: не придавал значения.

— Преступник сообщался с вами письменно? Или по телефону?

— Две записки. Вторая там, в пакете. Он ее к голове на гвоздь приколотил.

Алексей выглянул из машины:

— Вадим Абрамович! Записку нашли?

Через минуту подошел Дьяконов. На руках у него были надеты резиновые перчатки. Подал следователю перемазанную, в подозрительных пятнах четвертушку бумаги. Пояснил.

— В пакете валялась, на дне.

На четвертушке крупными печатными буквами, вероятно, шариковой ручкой было написано:

ИВАН ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ТРИ ДНИ НА ОЧЕРЕДИ ТВОЙ ДОЧ

Без знаков препинания и прописных букв, с ошибками. Но неграмотный текст вполне мог оказаться имитацией.

— Что-то еще?

Дьяконов с сомнением пожал плечами.

— На срезе шеи налипли частицы какого-то вещества. Надо сделать смыв. И тоже на экспертизу. Кстати, — он просунул голову в машину к Глухову. — У вас дома дырокол имеется?

— Чего нет, того нет.

— Угу. Кусочки бумаги на шее — от дырокола.

— Бумага та же? — Алексей ткнул пальцем в записку.

— Трудно сказать. Хотя дырокол, как будто, с изъяном. С индивидуальными признаками, пригодными для идентификации.

Переговорив с Дьяконовым, Алексей снова обернулся к Глухову. Тот молчал, глядя отсутствующими глазами в окно. Он настолько ушел в свои мысли, что Алексею пришлось дважды повторить свой вопрос.

— Первая записка?.. Валяется где-то, в столе. Небось, ваши орлы уже нашарили.

— Конверт сохранился?

— Лежала в почтовом ящике. Без конверта.

— Что в записке?

— Как я должен отдать миллион. — Глухов усмехнулся.

— Ну-ка, ну-ка?

— Я должен повесить в окне, на кухне, красную тряпку. Знак. И ждать дальнейших указаний.