Георгий Шолохов-Синявский - Змей-Горыныч

Иногда густо начинала бить наша артиллерия. Четко и звонко ударяли полковые пушки, и через головы бронебойщиков с сухим потрескиванием и шуршанием летели в сторону врага снаряды. Потом снова водворялась долгая тишина.

— Это всегда так перед большим боем, — пояснял Локтев. — Уж я, брат, знаю… Год с лишним кочергу свою, бронебойку, таскаю. Вот так-то прижухнет все, как будто и войны никакой нет, а потом как ахнет… Ну, тут, брат, держись…

С каждым днем тишина на передовой становилась все тяжелее и загадочнее. Появились одиночные немецкие самолеты. Они надоедливо кружились в высоком небе, не сбрасывая бомб, таяли в теплой синеве, оставляя за собой волнообразный завывающий гул.

— Теперь скоро, — сказал однажды Локтев.

— Что — скоро? — спросил Жиганюк.

— В бой…

— Откуда ты знаешь?

— Знаю… Нюх у меня на этот счет острый. Но что бы ни случилось, я от этой ржи никуда не уйду, разве только вперед, — твердо проговорил Локтев и подмигнул, — понравилось мне это место, брат мой Жиганюк. Цветочки тут хорошо пахнут.

Весь вечер до заката солнца он тут же, в окопе, писал Дуне письмо, потом побрился, почистился, подшил погон на правом плече, лег за бронебойку и, взглянув вперед, увидел все ту же бескрылую мельницу и пустынную дорогу…

На рассвете Локтев сменил Жиганюка. Резко пахли смоченные обильной росой травы. Знойно били во ржи перепела. Восход розовел все ярче.

Пришел командир взвода и тихим голосом напомнил, как вести себя в случае артиллерийского обстрела, воздушного налета и танковой атаки немцев. «Начнется обстрел, — сейчас же в блиндаж. По сигналу наблюдателя немедленно к ружьям», — приказал он.

Когда командир взвода ушел, Локтев каким-то особенно строгим и тихим голосом спросил Жиганюка:

— Тебе с немецкими танками приходилось дело иметь?

— Нет, не приходилось, — ответил Жиганюк, — но знаю, что это за дичь.

— Так вот… — Локтев говорил, не глядя на товарища. — Главное — не суетись. Спокойно делай, что тебе положено. Понял?

Жиганюк кивнул.

То, чего ожидали Локтев и Жиганюк, началось внезапно. В одну секунду рассветный полумрак наполнился быстро нарастающим визгом, скрежетом и воем. Вся масса воздуха от земли до неба содрогнулась. Земля задрожала от ряда быстро следующих один за другим оглушительных взрывов. Над головой Локтева пронзительно, на разные голоса, завопили осколки.

— Вот вам и с добрым утром! — насмешливо воскликнул Локтев. Жиганюк стоял рядом, вопросительно смотрел на него. Они быстро втащили ружье в окоп, а сами залезли в блиндаж. Локтев был спокоен.

— Покурим, пока фрицы отстреляются, — сказал он.

Он крикнул еще что-то, но Жиганюк не расслышал. Взрывы слились в один, раздирающий ушные перепонки треск и грохот. Блиндаж закачался, с потолка посыпалась земля. Резкий, горячий запах взрывчатка наполнил блиндаж.

Локтев и Жиганюк жадно курили, поминутно чихая от пыли.

— Ничего, ничего, — успокаивал Василий товарища. — За нами ложатся.

Через час, когда взрывы перемежились, бронебойщики услышали сигнал… Локтев осторожно вылез из блиндажа. Сердце его трудно билось. Все вокруг было окутано душной пылью. И странным, навеки запоминающимся, был острый химический запах тола. Из-за леса выплывал красный щит солнца. Земля на огромном пространстве стонала от тяжких разрывов. Василий Локтев кинул взгляд на ржаное поле, на дорогу. Островки ржи потонули в дыму, зияли свежими воронками. Дорога была пуста и мельница стояла, как бессменный часовой. В воздухе уже переливался знакомый рокот. Локтев поднял голову. Самолетов было штук тридцать. Они медленно разворачивались, делая заход.

— По окопам! Без команды не вылезать! — услышал Локтев хриплый крик командира взвода.

Не выпуская из рук ружья, чтобы при надобности мигом выставить его для стрельбы, Локтев и Жиганюк спрятались в щель. Над головами уже быстро нарастал противный свист, сливаясь с завыванием выходящего из пике бомбардировщика.

«Прощай, Дуня, прощайте, детки», — на всякий случай подумал Локтев и глубже втянул голову в плечи. Ни с чем не сравнимый взрыв колыхнул окоп. Василий сразу оглох и на какое-то мгновение ослеп. Он чуть не задохнулся от пыли и газов. Потом онемевшими руками стряхнул с себя комья сухой земли, огляделся. Жиганюк сидел рядом, смотрел на него из-под каски бессмысленными глазами. Из горла его вырывался странный хриплый звук: Ах-ха… Ах-ха…

Из побелевшего, как на морозе, носа тоненькой струйкой текла кровь.