Александр Перегудов - На медведя [Рассказ]

Когда густые зеленые сумерки заволакивают Темный лог и сквозь лохмотья пихт просвечивает бледное желтое небо, под обрывом, на мягком ржавом мху просыпается медведь. Он потянет ноздрями воздух, тряхнет круглой своей головой и вылезет из обомшелых глыб песчаника.

Лес тих и темен. Невидимый журчит ручей. Пахнет грибной прелью, смолой и сыростью.

Медведь долго стоит на огромном сером камне, поворачивая голову, слушает и ловит запахи; затем неуклюже спрыгнет и пойдет к ручью, мягко ступая тяжелыми лапами. Он идет иноходью, поднимая обе ноги то с одной, то с другой стороны.

Вверху, в темных ветвях, заметив зверя, предостерегающе зацокает дрозд (своим криком дрозды всегда выдают его). Если медведь спокоен, он пройдет молча, если же напуган, чует опасность — остановится, послушает, иногда тихо заворчит.

На горе ухнет филин. Эхо, испугавшись, быстро ответит на его крик. Филин опять ухнет и опять эхо поспешно ответит.

У ручья медведь остановится, понюхает воду и, найдя на песке следы человека, будет долго водить носом по земле и фыркать.

Лес загудит неумолчным гудом перебора, этот гуд знаком медведю, и успокоенный зверь выйдет к реке.

На Чусовой над подводными камнями пенятся волны, туманы кутают противоположный берег. Над туманами, над лесом стоит желтая, затянутая дымкой, луна. Скоро она разорвет дымку, вползет выше по небу и разбросает по черной воде холодные пятна света. На переборе вспыхнут брызги, засеребрятся пенистые гребни волн.

И луна, и перебор, и туманы — знакомы медведю. В них — спокойствие; они не грозят опасностью, и, забыв о следах человека он полезет на гору, полакомиться спелой малиной. Но в малиннике мало ягод, и голодный зверь будет бродить по лесным оврагам, есть грибы, бруснику, голубику; разроет муравьиные кучи, сдерет с поваленных деревьев мягкую кору, слижет языком жирные личинки усачей.

Внезапно теплый запах птиц ударит в его ноздри. Медведь замрет на несколько минут, затем осторожно начнет подкрадываться к тому месту, где заночевали рябчики. Вот он уже у куста, под которым спят птицы. Запах невыносимо силен и раздражающ. Зверь делает прыжок, и рябчики с шумом вылетают из-под его морды. Несколько перьев остается на мху. Медведь понюхает теплое, насиженное место, посердится немного и пойдет дальше, уже не соблюдая осторожности.

Так будет бродить он до тех пор, пока на востоке не пожелтеет небо, пока лес не заговорит голосами проснувшихся птиц, шорохом зверьков, утренним ветром в листве и хвое.

Он подойдет к своему логову, когда красное солнце выплывает над темной гривой пихт. Оно покажется медведю сказочной птицей, которая бьется в голубой сети и роняет золотые теплые перья на стволы и ветви, на серые глыбы скал…

На шестой день в предвечерье — солнце уже прошло три четверти голубого небесного поля — пришел лесник с дочерью Марфой.

Только на Урале — в лесах и скалах — вырастают такие женщины: могутные, загорелые, похожие на столетние кедры. Про Марфу говорили, что однажды она кошелкой медведя убила. Шла по лесу, сбирала грибы, перелезая громады поваленных деревьев и обломки скал; в одном месте сорвалась — и прямо на медведя. Зверь спал, вскочил ошеломленный, рявкнул, и, отбежав сотню шагов, издох. Старые охотники говорили:

— С перепугу подох, бывает это.

А мужики и бабы посмеивались:

— Кошелкой зверя убила… Вот ты какая…

Фома поздоровался, присел у барака, раскурил трубку.

— Ну, собирайся, скоро пойдем; вот покурю только.

— А Марфа тоже с нами пойдет?

— Она след отведет.

Я не понял, переспросить постеснялся. Напихал в карманы куртки патронов, заряженных медвежьими, с деревянными хвостами, пулями, затянулся ремнем.

— Ну, я готов.

Марфа украдкой взглядывала на мои сборы. Ее заинтересовало ружье: оно было разобрано.

— Поломано што ли?

— Нет, не поломано.

— Как же не поломано?

Я собрал ружье и протянул ей.

— Посмотри.

Марфа взяла централку.

— Легкое какое… А где ж курки-то?

— Это бескурковое, без курков стреляет.

Покачала головой. Она видела только шомпольные ружья.

Лесник докурил трубку, постучал ею о пень и встал:

— Ну, пошли. На реке у нас челн. Там и стерва. На челне до Темного лога доплывем.

Солнце цеплялось за лохматую гору, покрасневшие лучи его золотили поверхность воды. У противоположного берега лес опрокинулся и застыл на голубом дне реки. Марфа, стоя на корме, длинным шестом легко гнала челн.