Аркадий Недялков - В сантиметре от смерти

— Алеша, — спросил Илларионыч, — как ты думаешь, какое расстояние до уступа?

— Метров триста.

— Ошибаешься почти наполовину. До него самое меньшее полкилометра.

— Не может быть! Даже из-за уступа слышен голос человека. На полкилометра он не донесется, — возразил Алексей.

— Не спорь, Алеша, — поддержал Илларионыча Костя. — В горах расстояния обычно кажутся меньше, чем на самом деле. Что же касается звука, то отражение от горных склонов и скал позволяет слышать его гораздо дальше, чем на равнине.

Через некоторое время путник, шедший навстречу, преодолел овринг и вышел на склон горы, на котором сидели охотники. Несмотря на то, что по оврингу лошадь шла шагом, она была покрыта белой пеной и тяжело поводила боками. Лицо путника тоже блестело от пота. Подойдя к охотникам, путник почтительно приветствовал их. Обменявшись приветствиями, Мустафакул, Курбан-Нияз и путник завели оживленную беседу. Путник оказался знакомым, он расспрашивал лесника об охотниках, удивленно покачал головой, узнав о том, что охотники будут ловить живьем гюрз, и сказал, что у родника Кызыл-Тепе он часа полтора тому назад видел большую гюрзу. Услышав это, Костя заторопил друзей.

Пожелав друг другу доброго пути, путник и охотники расстались. Караван направился к оврингу, а путник присел отдохнуть на то же самое место, где отдыхали охотники.

Мустафакул взял лошадь за повод и осторожно пошел по оврингу; отпустив его на сотню шагов, подгоняя перед собой осла, пошел Костя. Соблюдая дистанцию, двинулся Илларионыч, за ними Алексей. Шествие замыкал Курбан-Нияз. Каждый из людей подгонял перед собой осла с вьюком.

Алексей пробирался боком, откровенно придерживаясь руками за скалу и стараясь не смотреть вниз, где в синеватой глубине ущелья выступали темные зубцы скал.

Шаг, еще шаг, осел почему-то остановился. Нет, снова пошел вперед. Еще несколько осторожных шагов — и снова нужно ждать, чтобы осел отошел на какое-то расстояние. Кажется, целую вечность тянется этот страшный переход, а до уступа еще так далеко!

Шаг за шагом, придерживаясь за стену обрыва, медленно продвигался Алексей по карнизу. Вот за уступом скалы скрылся Мустафакул с лошадью, подходит к уступу осел, подгоняемый Костей, а Алексей прошел едва половину пути. От напряжения дрожат ноги, в висках отдаются гулкие удары сердца, едкий соленый пот заливает глаза.

Шаг, еще шаг. Где же этот проклятый уступ в конце овринга? Ага, понемногу все же приближается! Костя уже скрылся за ним! Шаг, еще шаг. Черт возьми, как устали ноги! Шаг, еще шаг. Нужно выдержать! Нужно пройти!

Вот и Илларионыч скрылся за уступом. До уступа осталось всего каких-нибудь полсотни шагов.

«Не торопиться, — уговаривал себя Алексей. — Спокойно. Горячность может привести к беде!»

Медленно, размеренно, придерживаясь руками за камни стен, Алексей шагал и шагал, сдерживая в себе бешеное желание одним броском преодолеть остаток овринга. Но вот, наконец, осел осторожно повернул за уступ, Алексей, в последний раз придержавшись за шершавую поверхность стены, тоже миновал уступ и, сделав еще несколько шагов по колеблющейся дорожке, ступил на твердую землю. В нескольких метрах от конца овринга на камнях сидели Мустафакул, Костя и Илларионыч. Алексей шагнул было к ним, но почувствовал, что ноги у него подгибаются. Чтобы не упасть, он побежал на подгибающихся ногах и едва поравнялся с друзьями, как, точно подкошенный, рухнул вперед на вытянутые руки. Несколько минут он не мог сказать ни слова.

— Что, Алеша, не по бульвару гулять? — засмеялся Костя.

— Помирать буду и то вспомню этот овринг, — отозвался Алексей.

— Разве ты раньше не ходил по оврингам? — удивился Мустафакул.

— Не ходил, это в первый раз.

— Э, да ты совсем молодец! В первый раз не каждый без посторонней помощи пройдет по такой тропе. Я не знал, иначе не пустил бы тебя одного по карнизу. — Мустафакул удивленно покачал головой.

Из-за уступа вышел последний осел, а за ним и Курбан-Нияз. Горец подошел к сидевшим и тоже присел отдохнуть. Алексей увидел, что и он тяжело дышал, а лицо было покрыто бисеринками пота. Значит, не только для него переход был трудным.

— Давно я не ходил по оврингам, — извиняющимся тоном сказал Курбан-Нияз, заметив взгляд Алексея.

— Чего там оправдываться! — засмеялся Мустафакул. — Я тоже, когда вышел на твердую землю, был мокрый, словно таскал мешки с пшеницей. Это очень трудный овринг. Таких, как этот, у нас в горах немного.