Виктор Андреев - Молодой Ленинград ’77

Размылся край неба, тени побледнели, а вскоре прожекторы стали ненужны. Но выключить их догадались не сразу. До смены было еще больше четырех часов, однако, несмотря на безостановочную беготню, ребята повеселели: сделали уже больше чем когда-либо, а времени еще достаточно. Шуточки начались, немудрящие, но отвлекающие от монотонного движения.

«Какие отличные ребята! — восхищался Игорь. — А Коля-то Разин! Герой!»

Пока Коля Разин подает «галошу», отдыхаешь немного. Потом снова вонзаешь остроконечную лопату в плотную массу, подцепляешь небольшую на вид кучку — она к земле тянет, будто гирю несешь. Руки сохнут в запястьях, и пальцы сводит. Тысячи лопат нужно перебросать. Подумаешь — ужаснешься, покажется, что это свыше человеческих сил. А если ни о чем не думать — бегаешь, как будто это занятие и есть обычная форма твоего существования.

«Здорово мы сегодня поработали! — подстегивал себя Игорь. — Есть моя заслуга! Выбил машину!»

Вспомнил растерянного Федорченко, на которого чудотворное действие оказала фамилия Маркова, и снова стало жаль его. Жаль потому, что не может он испытать такого чувства общности с товарищами, какое сейчас испытывает Игорь. Хотелось громко крикнуть всем, какие они замечательные и как рад он с ними работать.

— Юра! Гончаров! — раздался звучный голос Коли Разина. — Гончаров! Кончай в бирюльки играть! Иди работать, разве не видишь — мы зашиваемся!

Юра часа полтора назад присоединился к девушкам, разравнивал мастерком бетон. Не такое это легкое занятие. Если бетон жидкий, более или менее сносно, а чуть погуще — бьешься, бьешься, чтобы камешки не выпирали на поверхность, а бетон все жестче и жестче. Попробуй загладить бугорки и ямки! Все тело ломит, ноги немеют, но часами, как приклеенный, сидишь на четвереньках, и нельзя переменить положение. Это — если стараешься. А Коля высмотрел-таки: взял Гончаров себе участочек шириной с ленту и елозит мастерком, будто на пляже развлекается. А до этого все командовал, словно без него не знают, куда бетон бросать.

На Колин окрик Гончаров и головы не поднял.

Игорь огорчился грубой выходкой Разина.

— Зачем ты так? — сказал укоризненно.

— А пусть, ему полезно. Здесь не богадельня, некогда нянчиться!

Сейчас не до психологических тонкостей. Может быть, Коля прав.

И снова — лопату в бетон; вверх бежишь напрягаясь, вниз — отдыхая. Все в стороне — мысли, переживания, огорчения. Стойко держится ощущение: ты сильней бетона, сильнее времени, сильнее себя.

К восьми часам было готово шестнадцать квадратов, вдвое больше, чем обычно удавалось сделать. Измотанные, осунувшиеся бетонщики то и дело поглядывали на насыпь — не покажется ли смена?

Избавители появились в половине девятого. Их будто не замечали, продолжали работать. Новоприбывшие постояли, маясь своей бесполезностью, и начали силой отбирать лопаты.

Раздались шуточки:

— Научил вас мастер работать!

— Боитесь начальства!

— Может, вторую смену отработаете?

Игорь, весело улыбаясь, отшучивался, а сам поглядывал, куда направляется Надя. Увидел, что она держится рядом с Гончаровым, и хотя понимал: Надя может общаться с кем угодно и это ничего не значит, но было неприятно, что она разговаривает с Юрой, а не с кем-нибудь другим.

Пока машина ездила за арматурой, ребята ждали на рельсах. Надя сидела с Гончаровым поодаль. «Вот и кончились наши прогулки…» — подумал Игорь. Радостное возбуждение улеглось, нахлынуло чувство опустошенности и тупой грусти. Ничего не хотелось, даже спать.

— Интересно, когда вы собираетесь снимать Гончарова? — поинтересовался Разин.

— Опять ты пристал! — разозлился Игорь. — Больше тебе думать не о чем? Никто не собирается!

— Это почему же?

— Нет оснований.

Разин вкрадчиво вел дальше:

— А то, что он плохо работает, не основание? А на коллектив плюет, нас серой массой считает — ему за это грамоту? — Коля возвысил голос: — Бригадир должен быть в первых рядах, а он где?

— Ты же комсорг бригады! Вот и обсудите на собрании. Я смотрю, один ты возмущаешься! Может быть, есть у человека недостатки — так это вовсе не значит, что его надо выгонять.

— Я один возмущаюсь! — от гнева Коля начал пришептывать. — Народ у нас смирный, всего боятся! Вот у Сережи Петрушина спроси, ему-то поверишь? Скажи, Сережа!

Петрушин смущенно сказал:

— Мне все равно, работает он или нет. Без него справимся. Просто он как-то не прижился, всегда в стороне. Не сошлись характерами, что тут поделаешь? Начальника изображает — пусть, а вот не сошлись характерами…