Отсюда — особая напряженность психологического анализа в произведениях Кузьмы Чорного двадцатых годов, растворенность всего во всем:
«…Это земля, а это дорога на ней… Ночью звезды и трава холодная… Видны люди, порою их больше, порою меньше, и чем-то и как-то живут они… И там дальше тоже это есть, и если я буду там, то буду там все это видеть, а тут это все тоже останется… Впереди будет что-то, теперь же солнце светит, и широкая пойма стала желтой от него. И беспокойно как-то от того, что стало пусто и глухо, когда уехали все…»
(«Чувства»).
Неустойчивость, текучесть настроений характерны для героев Кузьмы Чорного, и устойчивое единство настроения — для самого произведения и самого автора. Так как все, что происходит в человеке, любая острота и сложность мыслей, чувств, поведения человека означают в конечном смысле одно — человек живет. А жизнь — самая великая поэзия и загадка для Кузьмы Чорного, и он стремится показать, раскрыть эту поэзию и сложность, чтобы утверждать или отрицать что-то в человеке, в жизни.
Любое настроение в каждом рассказе, романе Кузьмы Чорного окрашено раздумьем, напряженным анализом. Даже улыбка, даже юмор — все через «светофильтр» размышления, исследования. Поэтому так быстро, только промелькнет, и уже гаснет улыбка в ранних произведениях этого рассказчика. Ее тут же гасит раздумье.
Да, рассказать о жизни, о человеке для Чорного — обязательно понять больше, чем понимал он до начала рассказа. Не просто: «Я вот знаю и расскажу», а скорей: «Рассказываю потому, что хочу сам больше узнать об этом человеке, об этом явлении, увидеть, что за этим вот фактом, за таким-то ощущением?»
При этом писатель открывает для себя и для читателя не только глубины человеческой психологии, но и глубины жизни вообще. Что такое жизнь, если есть смерть? Об этом — чудесный рассказ «Буланый». Что такое человек, каков он рядом со смертью? Об этом — в рассказе «Ночь у дороги».
Молодой Кузьма Чорный, особенно в 1925—1927 годах, был увлечен художественной задачей показать, раскрыть всю сложность, противоречивость человеческих ощущений, поведения.
Но при всей «текучести» и противоречивости человеческих чувств существует в жизни такая определенность, как характер, индивидуальность. Устойчивость состояний, черт психологической жизни также правда, и не менее важная, чем правда неуловимых и изменчивых психологических оттенков.
Умение синтезировать, создать типы — качество, присущее той литературе, которую мы называем классической. Мастерство типизации всегда интересовало и увлекало Кузьму Чорного в произведениях Достоевского, Толстого, Горького, Бальзака, Золя, романы которых привлекают его в двадцатые годы.
И у Кузьмы Чорного двадцатых годов есть произведение, в котором особенно выразительно и успешно проявилось стремление белорусского прозаика создать крупный характер, тип. Мы имеем в виду повесть «Лявон Бушмар», с которой и начинается галерея чорновских характеров-типов.
Раньше Кузьму Чорного почти целиком увлекала художественная задача: постичь кардиограмму сложнейших человеческих настроений и ощущений. Теперь с такой же страстностью исследователя он стремится установить связь между этой «кардиограммой» и внешней средой, понять, как формируется человеческая натура — ее устойчивость, определенность ее главных черт.
Не будем спорить (как это излишне часто делалось когда-то), насколько точно и полно выявил, определил Кузьма Чорный истоки нелюдимо-собственнической натуры Лявона Бушмара: извечная дикость природы, среди которой он жил, хуторское одиночество, опыт и жизненная философия отца-хуторянина и т. п. К этому надо относиться, как мы относимся к «философии истории» в «Войне и мире» Толстого или «философии наследственности» в «Ругон-Маккарах» Золя. Главное содержание в таких произведениях диктуется всей системой характеров и событий, а не только авторскими комментариями.
Тем не менее и философские отступления, а точнее, «подступы к натуре» Лявона Бушмара, нельзя не учитывать. Тем более что многие из них — не только размышления, а очень «настроенческие» куски художественного текста:
«Человеку трудно перемениться сразу. Можно думать и говорить по-иному, а сам человек долго будет прежним. Так же, как прилетают каждый год из теплых краев, едва лишь повлажнеет весенний снег, гуси и машут крыльями над Бушмаровой усадьбой, так же, как улетают они над этими же лесами обратно, едва лишь потемнеет от старости на стерне белая паутина — так же своими дорогами будет ходить человек, пока окончательно не взойдет на дороги иные».
Читать дальше