Николай Олейник - Жилюки

Обо всем этом думал теперь Степан, направляясь к хутору, злился на Стецика и вместе с тем чувствовал какую-то неуверенность в основательности своих предположений.

Подворье Стецика располагалось в центре хутора. Закладывалось оно когда-то первым, на безлюдье и конечно же на более удобном месте, вот и оказалось потом, по мере заселения, в центре. Кованными железом, на дебелых дубовых ушулах [17] Столбы, к которым прикрепляются ворота. воротами подворье выходило на главную улицу, а задами, огородом и левадой, обрывавшейся у Синюхи, узенькой извилистой речушки, — подступало к густому ольшанику и лозняку, за которыми непроглядной мрачной стеной стояла пуща.

Было не рано, кое-где уже и огоньки зажглись, когда Жилюк, сопровождаемый собачьим лаем, подкатил ко двору.

— Светится, не спят, — обрадованно промолвил водитель.

Не выходя из машины, Степан присмотрелся: сквозь голые ветки посверкивало одно-единственное окошечко. «Угловое, — заметил. — Кажется, в боковушке». Раза два после войны ему приходилось бывать в этом доме, память невольно зафиксировала расположение комнат.

— Один пойдете? — спросил водитель.

Жилюк ответил не сразу — локтем открыл расхлябанную дверцу, спустился с сиденья, постоял.

— Смотри тут, — сказал немного погодя и, переступив через полосу света от фар, скрылся в темноте.

Калитка была не заперта, Степан легко толкнул ее и вошел в подворье. Чуть не под ноги ему с лаем кинулся пес. В темноте его трудно было разглядеть, угадывался только юркий сероватый клубок чего-то злющего, готового разорвать в клочья кого угодно. Степан остановился, чтобы сориентироваться. К счастью, пес гарцевал на привязи — слышалось приглушенное позвякивание цепи, и Жилюк, прижимаясь к плетню, отгораживавшему сад, бочком направился к хате. Не успел он пересечь и половину двора, как скрипнула дверь, с крыльца раздался мужской голос. Услышав его, пес притих, однако не отступил, сопровождал незнакомого злым ворчанием.

— Кто здесь? — властно спросил хозяин.

— Свои, — в тон ему ответил Жилюк. — Придержи пса.

— Кто свои?

— Увидишь. Придержи, говорю…

Стецик спустился с крыльца, загнал пса в будку, шагнул навстречу.

— Жилюк? — спросил не без удивления, хотя, видно, узнал сразу.

— Он самый, — приблизился Степан. — Приглашай в гости.

— Раз уж пришел, заходи… без приглашения.

— Тогда веди… Ничего не видно.

Хозяин молча повернулся, грузно зашагал к крыльцу.

— Хотя бы устлал чем-нибудь, — увязая в грязи, сказал Степан.

— Не ждали высоких гостей, потому и не вымостили.

— А самим не нужно?

— Сами так обходимся.

Из хаты дохнуло теплом, застоявшимися запахами разного варева.

— Почему шофера оставил? — кинул Стецик. — Не лето.

— Пускай, — неопределенно промолвил Жилюк.

На голоса из боковушки, где светилось окно, вышла молодица, поздоровалась, остановилась в нерешительности.

— Гости к нам, начальство, — угрюмо сказал ей хозяин, — дай что-нибудь на стол.

— Спасибо, не надо, — возразил Жилюк. — Извините, что поздно… — обратился к женщине и, глянув на Стецика, добавил: — Поговорить надо.

— Чего, ж, говори! — с вызовом ответил тот.

— Не здесь. Дети, наверно, спят.

— Будто не знаешь, что они могут делать в эту пору. Да разденься, разговор, наверное, долгий…

Жилюк снял и повесил на колышке возле дверей шапку и кожушок, пригладил сбитые волосы. Он знал, что кроме боковушки в хате есть еще одна комната, — там, наверное, дети, кухня и печь. Именно оттуда, из-за печи, и послышалось покряхтывание да постанывание.

— Кто там, Гафия? — спросил старушечий скрипучий голос.

Гафия, жена Стецика, быстро направилась туда, что-то зашептала, на что старуха только и промолвила сокрушенно: «О господи…»

— Пошли сюда, — Жилюк решительно ступил в боковушку.

Стецик молча прошел следом. Почуяв неладное, он выжидал, не возражал гостю, хотя и не скрывал раздражения.

В комнате стояли две металлические кровати, стол, несколько грубых, видно домашней работы, стульев; на стенах фотографии, в углу, под вышитым рушником, икона, перед которой на длинных цепочках висела почерневшая медная лампадка. В том же закутке, под божницей, стоял небольшой радиоприемник. В нем тихонько потрескивало, видимо, только что он работал и хозяева, услышав собачий лай, приглушили его.

Степан повернул ручку громкости — передавали последние новости. Передача велась на украинском языке, однако Жилюк уловил в произношении диктора что-то неродное, чужое.