Василий Валов - Сочек

Наперво заметь: любовь штука серьезная. Обожди, брат, не с тово конца зачал. Дай-ка стакан, кувыркну еще малость для полного просветления памяти.

Подвернулись, значит, дела эдаким фертом. Приказали мне, как коменданту, свести девку одну. Закрытым, вишь, обсудили, как требуется по дикдатуре, стало-быть.

Нам-ат не все ли равно, что открытым, что закрытым, лишь бы подпись начальства должного.

Чиста, брат, девка на рожицу, токо малость слиняла в подвале. Вывел в полночь, нето позже… Водили за город в березник. Неприлюдное место.

Мы-то, канешно, обыкли к месту.

Баба бой, а руки по положению всеодно на привязь назад, как и мужскому полу.

То ж, как всегда, повел под руку. Точно на гулянку в лес…

Ковтенка на ней тоненькая, а как руки назад — буффера, так и рвут ковтенку. Иттить все же порядком… Заметно расстоянице.

Молча идем: говорить не приказано — значит, не смей.

Хошь впотьмах, а белый облик так и бросается в глаза. Подписано, значит, мертвой считай, а нет вот не слопает пулю живьем, еще дышит. Вздохнет она, а просфорки и вздымутся и нет мне управления самим собой, жмутся забористо руки к грудям…

Взгляну скоса на нее, покойницей белая, и в кудрях беспорядок, а в глазах видать огонь еще, да чую, тело горит.

Грешным делом, хороша, думаю, на харево, а вот смазал и каюк…

Птица летная, рыбье и зверь там, знает свой строк на любовные дела, а наш брат, алимент такой, что кроет завсегда, как придется, када подвернется, лишь бы заряд не переводился.

Жили тогда впроголодь люди, а мы ладно жрали. Часто ходили на стрельбище по бабам: с жиру заряд не переводился. Крыли по чем зря: за пайку хлеба любую бляху на узду вденешь.

Только, знашь, баба бабе рознь… На падаль другую жалко тратиться зарядом. Ятно не всегда куропатку, бывало на фронте вороне рад, да в очередь…

Так значит идем вдвоем. Подпись не переступишь, а приказ не обойдешь… Стало-быть, невзначай запустил правую за кофту, облапил — просфора, что из печи. Не вздрогнула, сучья дочь, хоть бы хны…

В азарт вошел.

Повернулась личиком, обожгла меня глазами, придавила сердце… Сказанула:

— Сволочь! Издевайся: ваша взяла…

— Молчать! Не приказано разговор иметь.

— Если б с твоей сестрой так…

Цыкнул, не дал досказать. Перенес руку с грудей на холодный ствол.

Ловчился все иттить под ногу… Привычны шаги у ней, что у цыпочки: ты шаг, она два… Правой ногой так и трет мою левую на ходу.

Девку, брат, на соглас хотел взять. Сам весь быдто дрожу и все же вразумляю: — Так и так: вседно конец, можно…

— Молчать! — говорит.

Сам себе не хозяин стал; прикусил язык, ан вырвись:

— Так-то так; могу, значит, в эдаком деле, спасти жизь…

Оборвался, страшно стало.

— Развяжи руки!..

Думаю, можно на момент… Удопреждаю:

— Не махайся руками!

Сам правой жму на смертный случай приклад.

Вошли в березник. Будто березки прячутся друг за дружку… Притаились впотьмах, не дыхнут…

Только облапил ее, а она как цапнет за винтовку, как вседно кошка…

Да где же бабе сладить со мной… Отшвырнул в сторону и накинулся:

— Прекратить, — говорю, — подобные прения и издевательства над любовным чухом моим не наводить…

— Мерзавец! — орет, — убивай скорей!..

Почему не так… Зачем дело встало…

— Идем, — говорю, — коли не хочешь…

Охота, брат, всяка отпала… Думаю, как бы скорее отвязаться от греха…

Подвел ее к яме, поставил… бабахнул… ухнула изгинаясь в яму…

А дело было с засыпкой…

Ну, засыпал это наскоро, как половина; по правилам, чирк спичку…

Гляжу карабкается вверх, вытаращила бельмы, зубоскалит, не по-людски как-то. Пронзила-таки сердце.

Хватился зарывать землей, а до пули невдомек с испугу что ль…

Сыплю во-всю, а самому так и чудится впотьмах, лезет вверх.

Почесть вровень с землей завалил — чирк спичку.

Из-под земли голова торчит. Не доводилось никогда эдакого чуда видеть. Вот сейчас перед глазами: язык высунула, что собака в жару…

Сцапал тарталку и драла оттуда… Боязнь охватила… Жуть така есть…

— Дай-ка кувыркну еще в ее память, — переведя дух, сказал Сочек.

— Теперь вот, слушай дальше…

Сворганили мы спектаклю в народке. Суд, вишь, приелся обывателям, спектаклем надоть потешить. Допреж это репетицией наладились. Выпало мне представить пьяного офицерика. Сочек-стервец и тут отличился. Прирядился я в сапожки того самого полковника, думаю, в этом городе можно носить, напялил френчу, погоны, можно сказать, натурально представил…