Сергей Снегов - Грешное житие святого Аркадия Казакова

Я пришел к нему, чтобы убедиться в его серьезности, ибо слишком многое зависело в моей собственной жизни от его инженерного умения и простой человеческой смелости.

– Ясно только то, что нет ничего ясного,– подвел Казаков итоги нашей непродолжительной беседы. – Впрочем, вы напрасно секретничаете. Столько о «шоколадке» слухов, что они стократно перекрывают все, что вы сами знаете и что могли бы мне сообщить. Перейдем к делу. Где сейчас турбина?

– Хлебников известил нас, что ее доставили в Новосибирск.

– Наряд на турбину, точно, получен?

– Получен. С началом навигации на Енисее ее привезут в Дудинку. За ее перевозкой наблюдают ответственные чины из НКВД.

– Наблюдатели! Всех их технических умений – пить и орать на зеков: «Раз-два – взяли!» Внутренних неполадок в турбине не так боюсь, как ее перевозки. Охранители могут такое наворотить! Потеряют какой-нибудь ящик с деталями при перевозке. Могу смонтировать любую уродину, но установить на место то, что отсутствует, не берусь. Итак, поедем в Дудинку. Начальство все приготовило?

– Наверно, все. А чего вы хотели бы?

– Прежде всего – спирт для промывки деталей. И особо – для нас с вами. Закажите две автомобильные канистры спирта. И пусть предварительно вытравят из них запах бензина. Все это – первый пункт.

– Слушаю второй.

– Второй – жратва. Сидеть на лагерной баланде в Дудинке не собираюсь. Раз командировка, значит, командировочный паек – американские консервы, масло, хлеба вдоволь. В общем, что получат вольные погоняльщнки в погонах, то и мне.

– Уверен, что это не вызовет затруднений.

– Тогда все. До встречи в Дудинке.

Встреча состоялась спустя примерно месяц, когда сообщили, что турбина прибыла в Дудинку. Из Норильска приехала бригада мастеров и инженеров, подчиненная Казакову. Все были вольнонаемные, один Казаков еще пребывал в зеках. По режиму ему полагалось поселиться в Дудинском отделении Норильлага, но начальство понимало, что это вызовет осложнения в работе – лагерь находился в отдалении от портовых складов, где разместили драгоценный груз. Но и переводить Казакова, хотя бы временно, на положение вольнонаемного не решились. Выход нашли в том, что выделили Казакову охранника, и не простого стрелка с «дудергой» на плечах, а заматерелого пьяницу с погонами майора. Майор всюду молчаливо шлялся с Казаковым, ни во что не вмешивался и оживлялся только, когда Казаков, уставая от хлопот, громко говорил, я сам не раз это слышал:

– Рожа у тебя, братец, такова, что только взглянешь, вмиг внутри заноет – выпить надо... Расстарайся насчет пивного и жевательного.

Такие поручения майор выполнял с охотой – и не боялся оставлять Казакова одного на время пивных и жевательных добыч.

Бригада приемщиков и наладчиков разместилась в местной гостинице. Нам отвели двухкомнатный номер – он быстро превратился в битком набитое общежитие. Здесь поселился и Казаков со своим майором, здесь ночевали и помощники Казакова. Двухкомнатный номер окрестили штабом наладчиков, но никто и не подумал использовать помещение для служебных дел. Всех тянуло сюда нечто гораздо более привлекательное, чем заполнение рабочих журналов, хотя для таких записей имелся настоящий письменный стол. Входящие разом направлялись к столику, поставленному поодаль. На столике возвышались два графина – один с чистым спиртом, еще ожидающем разбавления, и другой с уже наполовину разбавленым. Все посетители хорошо знали, где что налито, и не перепутывали графины.

Лишь однажды случилась путаница, не имевшая, впрочем, плохих последствий. Из Москвы прибыл полковник из «органов» – наблюдать за приемкой турбины. Полковник был важен и груб, с подозрением присматривался даже к вольнонаемным – все, мол, вы тут бывшие судимые, знаю вашу вредительскую натуру. Он, естественно, ничего не понимал в технических делах, но это отнюдь не мешало его функциям зычного погонялы.

Казаков, войдя, налил себе полстакана разбавленного спирта и сделал выразительный жест полковнику – угощайтесь. Тот наполнил две трети стакана, лихо опорожнил, крякнул и снова стал наливать – но уже из графина, где был чистый спирт. Нам показалось, что ему просто захотелось пойла покрепче и он сейчас попросит воды, чтобы разбавить по вкусу. Кто-то уже поспешил к крану, но полковник единым махом опрокинул стакан в рот и окостенел от неожиданности. Спирт обжег все во рту, полковник потерял голос, дико выпучил глаза и только шевелил губами, пытаясь что-то произнести. Никто не сомневался, что, обретя голос, он разразится проклятиями, пообещает всех нас посадить и сгноить в лагере, – он уже в таком стиле выражался на складе, когда видел, что рабочие что-то делают не так быстро и ладно, как ему хотелось.