– Слушайте, вы! – сказал Митя.
Он выпрямился во все свои метр девяносто и выпятил галстук-бабочку, «гаврилку», как ее называли во времена нэпа.
– В институте вы этого не проходили. Нет, это вы слушайте, – сказал я, любуясь его отличной выправкой.
– Мне надоела ваша тронная речь.
– А мне нет, – сказал я. – Я оттачиваю формулировки.
И еще я сказал:
– Не надейтесь на машину, Митя, – подведет. В крайнем случае сотворите искусственного человека. А стоит ли хлопотать? Разве старый способ так плох? Ведь сотворение человека всегда было связано с наслаждением… Анюта, не слушай. Это и есть творчество.
– Пижоны вы, – сказал Митя. – Все ваши страсти-мордасти, все эти эмоции, пылания-горения, вдохновения оттого, что вы пижоны. Отсутствие общей спортивной подготовки, а также дисциплины в мозгах.
Он посмотрел на свою команду, которая не принимала никакого участия в дебатах, а только переводила глаза с одного на другого.
Мне уже давно перестало нравиться, как мы разговариваем.
– Вы ведь пижоны. Как вы считаете, мальчики-девочки? – обратился он к своим. – Они ведь пижоны. Вся их школа такая.
Ого! Я подскочил.
– Синьоры! – сказала Вика. – Синьоры!
Хотя она работает вместе со мной, ее малодушно тянет к Мите. Я уже давно заметил, что она метит ему в жены. Увы, в семьях я ничего не смыслю.
– Ф-фух… – передохнув, сказал я. – Ну вас к черту, Митя. Я жалею, что затеял эту перепалку. Вы пень.
– Синьоры!.. Синьоры!.. – сказала Вика.
Мы сели на свои места. Кот, сопя, доедал дорогобужский сыр. Сквозь щели беседки пробивалось закатное солнце. Чокнулись.
– Еще два таких разговора… – сказал Митя.
– Ну и что? – переспросил я. – Мне надоело.
– Будьте покойником, – сказал он и стиснул челюсти. – В самом прямом смысле.
Все притихли. Все-таки метр девяносто.
– Ба!.. – сказал я и хлопнул себя по лбу. – Теперь я догадался! Когда я шел сюда, я видел десятки трупов! Значит, это ваша работа? Убитые валяются там и сям.
Он ничего не ответил, только закурил многозначительно и, многозначительно сощурившись, стал многозначительно пускать кольца к потолку.
Я стал его передразнивать, повторяя его действия. Все глядели на него с испугом, но я стал повторять его действия. Мне надоел этот Митя. Мне надоело, что его команда молчит. Он всегда подбирал себе каких-то бессловесных.
– …Н-ну? – сказал он, пуская колечки. – Итак?.. Что вы обо мне думаете?.. Скажите прямо.
– Я думаю, – сказал я, пуская колечки, – что многозначительность – это стартовая площадка кретина.
Не глядя на меня, он стал гасить сигарету.
– Вы закончили ваше последнее слово? – спросил он.
– Кстати, – сказал я. – Уточним детали. Вы с детства росли на высокооплачиваемых кормах. Я не так одарен физически, поэтому прибегаю к тяжелым предметам.
– Это все?.. – спросил он и медленно встал. – Уберите женщин.
Его команда наконец загалдела.
– Не все, – сказал я. – Я презираю салонный мордобой.
Он двинулся ко мне. Панфилов взял две пустые бутылки и о край стола отбил донышки.
– Дуэли не будет, – сказал Панфилов. – Уцелевших арестуют.
К Мите наконец кинулась Вика, стала хватать его за руки, а он делал вид, что сопротивляется ей.
– …Митя, идемте… Митя, сейчас же идем… Я думала, вы интеллигентный человек, – сказала она Панфилову.
– Он не интеллигентный человек, – сказал я. – Это Митя интеллигентный человек, а он простой советский десантник.
– Так его! – восторженно вскричала Анюта. – Так его, орясину!
Вика надевала на Митю плащ и застегивала пуговицы.
– Воротник поднимите, – сказал я. – Надо уходить в ночь с поднятым воротником. Так красивше.
В Митиной команде раздался чей-то облегченный смех. Я всегда подозревал, что они хорошие ребята. На это Митя уже не реагировал. Теперь он притворялся безумно опьяневшим.
– Нагадили, теперь удираете? Не выйдет, – сказал Ржановский, и Митя сразу отрезвел.
Никто не заметил, как подъехала машина Ржановского.
– Здравствуйте, Владимир Дмитриевич, – сказала Вика.
Ржановский кивнул. Митя спрятался в тень.
– Проезжал мимо. Слышал ваш спор. Мало мыслей и океан пошлости. Митя, вы электронный гвардеец.
– Владимир Дмитриевич… – сказал Митя, нащупывая интонацию.
– Вы не одиноки.
– Правильно, – сказал Панфилов.
– Помолчите, – сказал Ржановский. – Без вас разберемся.
– Едва ли, – сказал Памфилий.
– Болтаете о творчестве, а сами подлизываетесь к физикам. Потеряли проницательность, спорите с неучами.
Читать дальше