Николай Данилов - Граница проходит рядом [Рассказы и очерки]

Но что-то неспокойно стал вести себя сосед-приятель. Не случайно, видимо, Сапар-ага сказал ему однажды:

— Пограничники зачастили в наш аул. Ко всем присматриваются, везде заглядывают…

На что хитрый сосед намекал? Посторонних людей в Кашлы нет. Все свои, все на виду. Кто чем занимается, тоже никому не секрет. К Берды-ага у них претензий быть не может. В чем когда-то был виноват, за то и получил по заслугам. Да, старик Джумаев не с распростертыми объятиями их встречает, увидит — боязливо свернет в сторону. И это дело его личное.

Не лицемер Берды-ага Джумаев. Чего самому лезть в друзья к тому, кому был в молодости ярым врагом? Верно, что с тех пор времени прошло многовато. Но все помнится. Зачем ему встречаться, о чем разговаривать с этими безусыми мальчишками? Вот, мол, я, бывший басмач, поглядите, пожалуйста, полюбуйтесь — последний редкий экземпляр, который стрелял, рубил ваших отцов или, поди уже, дедов.

Ох, не случайно пограничники появились у порога его дома, чуяло сердце старика — не случайно. Воды попросили, а сами с Соны глаз не сводят, лукаво перемигиваются. Не будь второго, русского, Берды-ага не нарушил бы туркменского гостеприимства, пригласил бы смуглого попить чая, отведать каурмы. Но очень смущал беловолосый солдат, бойкий и разговорчивый. Похож он был чем-то на того пограничника, который в последнем бою вышиб Джумаева из седла. Пока дед собирался с мыслями, Сона его опередила:

— Проходите, пожалуйста, чая попейте.

«Ох, егоза!» — старик хотел притопнуть ногой, а получилось иначе:

— Проходите, — сказал. — По нашему обычаю — переступил порог, садись, гостем будешь.

Не заставили парни себя упрашивать, проворно сняли сапоги, уселись на кошму. Смуглый ловко подвернул ноги под себя, а у беловолосого не получалось. Бросил ему первому Берды-ага подушку — клади под локоть, коль по-туркменски сидеть не умеешь, сам пристроился между гостями. Сона поставила три цветастых фарфоровых чайника, три красивых пиалы, положила чурек, сахар. Через несколько минут в комнате вкусно запахло мясом.

— Меня Владиславом зовут, — представился блондин, — а это мой друг и сослуживец Мерген. Садитесь, девушка, с нами за компанию, — жестом пригласил он Сону.

Содрогнулся Берды-ага. Чтобы в присутствии хозяина гость приглашал женщину за трапезу, такого нахальства старик за свою жизнь не видел. Мерген незаметно толкнул друга ногой. А Сона улыбнулась и исчезла в другой комнате.

— Занята она, работа есть, — нахмурив брови, сказал Берды-ага по-русски.

— О-о! — подхватил Владислав. — Где это вы так хорошо научились говорить по-нашему? — спросил он и опять получил от Мергена толчок коленом.

Поперхнулся старик, закашлялся.

— Жизнь научила, — пробурчал он и резко показал рукой на блюдо — ешь, мол, коль пригласили да поменьше задавай в чужом доме вопросов. И поспешил Берды-ага заговорить с Мергеном на своем языке, откуда он, какого рода-племени, как служится ему, чем думает заняться после армии. А когда блюдо с едой почти опросталось и гости уже не протягивали к нему руки, старик пробормотал молитву и провел ладонями по бороде сверху вниз. Мерген в этот момент повернулся за сигаретами, а Владислав изумленно вытаращил глаза.

— Зачем это так, дедушка?

— Слава аллаху, нашему всевышнему, — ответил Берды-ага и сытно рыгнул. — Люди стали жить хорошо…

— Не аллаху, дедушка, а Коммунистической партии слава. Ее это заслуга.

В краску бросило старика. Крякнул он, поднялся и вышел из помещения. Через минуту с улицы раздался его хриплый голос. Берды-ага на чем свет стоял за что-то ругал понурого ишака. Минут через пять вернулся к гостям. Парни беспечно лежали на кошме, удобно подложив подушки под головы, и курили сигареты. По их разморенному виду старик понял, что уходить они не торопятся. «Гости нужны, как воздух, — вспомнил старик поговорку. — Но если этот воздух вовремя не выйдет обратно, можно задохнуться».

— Напрасно вы так, дедушка, аллаха хвалите, — опять заговорил Владислав, видимо, по молодости своей не догадываясь, как грубо наступает на больное место собеседника. — Зря перед ним преклоняетесь. Религия — опиум народа.

— В коране сказано, что всякий, кто неправедными устами богохульствует, покарается аллахом за содеянное.

— Вы, дедушка, меня не поняли, — солдат привстал на колено. — Я говорю, что всякая религия: мусульманская, христианская или еще там какая, — яд для народа. И ваш коран, и нашу библию написали не святые, а попы, ишаны. Так людям они затуманили мозги, что до сих пор от пережитков старого не отделаемся. Подумать только: девушку в Средней Азии, как вещь, как ишака, за калым продавали. До чего же дики законы шариата!