Лев Кукуев - Море в ладонях

Федька Зуб «подвалил» к Тане:

— Рванем, крошка, танго?!

— Иди, иди! — ответила Таня.

Парень сплюнул сквозь выщербленный зуб.

— Пожалеешь. Подумай!

Юрка Пат заслонил собой Таню:

— Последние выбью, отваливай!

Дружки Зуба стояли в стороне, и Зуб решил на сей раз отступить. В ту же ночь после танцев за клубом кто-то избил бульдозериста из СМУ. Возможно, спутали с Юркой.

Назавтра, по окончании работ, Миша Уваров, Таня и Люда Бежева пошли в барак новоселов. Староста собрал своих подопечных возле барака, усадил на штабели досок и брусьев. Картина была не из приятных. Впереди Федька Зуб, Севка Склизкий, Жора Червонный. Жоре не хватает только цилиндра. На нем костюм-тройка, из нагрудного кармана кокетливо-выглядывает белый платочек. Затаенную пытливую улыбку Червонного трудно не уловить. Она деланная, как золотая коронка на переднем зубе. В руках Червонного ножницы для ногтей. Ими он орудует мастерски. Подстрижет и обточит ноготь. Они у него длинные, овальные, красивые, как у женщины. Федька Зуб и Севка Склизкий одеты проще, но тоже выгодно отличаются от тех, кто за ними в спецовках и ватниках, в помятых шароварах, давно не стиранных косоворотках. У передней троицы стрижка под бокс. Остальные в шапках и кепках. Волосы не настолько отросли, чтоб обнажать головы, подчеркивать свою недавнюю принадлежность к местам не столь отдаленным.

— Товарищи! Мы пришли к вам, чтоб откровенно…

Не успел Миша обрести твердость в голосе, как Червонный хихикнул, Склизкий и Зуб рассмеялись погромче и сразу же кто-то сидящий за ними крикнул:

— Нашел товарищей!

— Я говорю, что мы пришли к вам за тем, чтоб рассказать, где вы и что здесь за стройка.

— Скажи, начальник, скажи, — вставил Зуб. — Больно темные мы…

— Наша стройка — это одна из замечательных строек Сибири!

— А девчонки у вас невежливые, — громко зевнув, констатировал Склизкий.

— Об отношении к девушкам поговорим потом. Ясно?! — повысил голос Миша.

— Зачем потом? Давай сейчас! Нам это больше подходит.

— Давай! — закричал кто-то из-за спины Червонного.

— Давай!

Люда Бежева отступила за Таню. Как не хотелось идти ей сюда, к этим хулиганам. Таня забыла, кто перед ней. Гнев охватил ее. Так бы и наплевала в эти нахальные морды, что в первом ряду. Жора Червонный, оставив в покое ногти, мерил ее наглым взглядом. Этот взгляд красноречивей всего раскрывал его мысли.

— Я попрошу тишины, — сказал Миша.

Стоявший рядом староста, здоровенный мужчина лет тридцати пяти, крикнул раскатисто, басом:

— Хватит, робята, послушаем!

— Пускай говорит! — поддержал кто-то.

— Довольно! Наслушались!

Таня не вытерпела, шагнула вперед:

— Ну вот что, уважаемые. Приехали к нам на стройку — ведите себя, как люди!

— А мы что, кони?

— Похуже!

Таня не думала им грубить, но так получилось. Сразу же загалдели и закричали те, кто молчал до сих пор.

— Гони ее в шею, гони!

— Стерва нашлась.

Червонный вскочил, поднял руку:

— Спокойно, граждане, спокойно! Зачем такой резонанс? Пусть девочка выскажется!

— Да что с ними говорить, — повернулась Таня к Мише. — Не хотят вести себя как надо, завтра поставим вопрос перед дирекцией. Пусть их отправят туда, откуда взяли.

«Мероприятие» было сорвано. И Миша вдруг растерялся:

— Не волнуйтесь, девушки, не волнуйтесь.

Но Люда, напуганная до смерти, тащила Таню за руку:

— Идем, идем…

Тане ничего не оставалось, как последовать за подругой. А «граждане», надрывая глотки, давились смехом, улюлюкали вслед, свистели.

Миша экстренно собрал комитет комсомола.

— Очень плохо получилось, товарищ Коренева, очень плохо. Надо иметь выдержку.

— Надо быть мужчиной! — отрезала Таня и покраснела. Она поняла, что хватила лишку.

Миша с ожесточением протирал очки, что с ним бывало в минуты сильных волнений.

— Значит, я во всем виноват? Так?

— Да что ты на самом деле пристал.

И Таня едва сдержалась, чтобы не заплакать.

Юрка Пат обвинил тоже Мишу:

— На такие дела кто с девчатами ходит?

— А что девчата хуже ребят? — обиделась Люда и тоже шмыгнула вздернутым носиком.

— Не в этом дело! Идете к блатягам, как к теще на блины. Скажите спасибо — отделались хорошо.

Хоть Юрка и говорил с чувством явного превосходства над всеми, но каждый понял — одессит прав, прислушаться стоит…

Между тем и Жора Червонный по-своему оценил Таню:

— Ничего пташечка, — заявил он дружкам, — хороша на ночку.