Ирина Волк - Корея сражается

Путь к деревне Болотная Вода лежал через рисовые поля, и дети почти бежали по топкой, илистой почве, выбирая самую короткую дорогу. На повороте, почти возле самой деревни, они остановились. Впереди шла ожесточенная стрельба. Все кругом гудело, точно тысячи огромных шмелей носились вокруг них.

На дороге показалась согнутая женская фигура. Женщина медленно брела вперед, и ветер трепал ее седые распустившиеся волосы.

— Бабушка! — вскрикнула Гю Иль и кинулась вперед.

Но старуха не обратила внимания на подбегавших детей.

Вытянув вперед костлявые руки, она, пошатываясь, шла по дороге, и глаза ее смотрели в одну точку.

— Бабушка! — еще раз в отчаянии закричала Гю Иль. — Где мама, где отец?

Старуха вздрогнула и остановилась.

— Они спят, — сказала она и так засмеялась, что холод прошел по телу Гю Иль и Лим Хва. — Спят на моем поле. А я иду к своей внучке Гю Иль… — И старая женщина опять тронулась в путь, покачиваясь, как верба на ветру.

Страшная догадка мелькнула в мозгу Гю Иль.

— Лим Хва!.. Что нам делать, Лим Хва?.. — простонала она и, прижавшись к плечу своего друга, зарыдала.

И маленький Ги за ее спиной тоже заплакал и забил ручонками, пытаясь высвободиться из одеяла.

Потом Лим Хва и Гю Иль побежали вперед, уже не обращая внимания на выстрелы. Они бежали, а кругом них что-то свистело, и когда свист становился слишком сильным, они падали и немного ползли, а потом снова бежали вперед.

Так они добежали до деревни и в ужасе остановились, потому что на месте деревни увидели только черные трубы и дымящиеся развалины. Всюду в таких же неестественных позах, как старый Ли Дон Хва, лежали люди. Гю Иль и Лим Хва подбегали к этим людям, без страха смотрели им в лицо и снова бежали дальше, разыскивая своих близких.

Среди мучительных поисков Гю Иль внезапно сказала:

— Посмотри, Лим Хва, как притих братишка. Он так долго плакал, а теперь наконец успокоился и, наверное, спит…

Лим Хва приоткрыл одеяльце и увидел посиневшее личико и неподвижные глаза. На лбу у ребенка была крохотная розовая ранка. Лим Хва почувствовал, что у него кружится голова, но он собрался с силами и сказал:

— Конечно, он спит. Пойдем скорей дальше…

Так они добежали до рисового поля и в самом центре его увидели огромную воронку от снаряда.

— Мама! — закричала Гю Иль и рухнула на колени перед неподвижной женщиной в белой окровавленной кофте.

А Лим Хва медленно шел вперед, туда, где рядом с убитым быком лежали двое мужчин — его отец и отец Гю Иль. Плакать Лим не мог. Он только стиснул зубы и сжал кулаки.

Потом он вернулся к Гю Иль и силой заставил ее подняться с мокрой, холодной земли. Он бережно развязал одеяло на ее груди, завернул маленького Ги и положил его рядом с его мертвой матерью. Только сейчас Гю Иль поняла, что произошло, и слабо вскрикнула.

Осиротевшие дети, взявшись за руки, побрели обратно, чтобы найти людей и вместе с ними похоронить дорогие тела.

А на границе продолжали грохотать предательские выстрелы лисынмановцев, и в воздухе носились американские аэропланы. Они убивали отцов, матерей, братьев и сестер таких же детей, как Лим Хва и Гю Иль, лишив их крова и отняв у них безмятежное детство.

Американские военные фабриканты построили большой самолет, вооружили его пулеметами, защитили чешуйчатой, как у ящерицы, броней и назвали «летающая крепость». Они говорили: «Наша крепость неуязвима. Она будет всегда побеждать в воздухе».

Когда Ли Дон Гю было пятнадцать лет, он впервые увидел журнал с фотографией «летающей крепости». Ли Дон Гю показал снимок отцу. Старый столяр, искусно отделывавший черными лакированными узорами свадебный сундук для дочери богатого рыбного торговца, отложил в сторону инструмент и долго вглядывался в контуры машины. Потом вздохнул и сказал:

— Это чудовище сделали злые люди, чтобы убивать бедняков. Но я думаю, найдутся смельчаки, которые обратят чудовище в прах и свергнут его на землю.

Семья у столяра была большая, и надо было покупать много чумизы и гаоляна, чтобы каждому досталась в обед хотя бы крохотная чашка еды. Поэтому Ли Дон Гю с детства помогал отцу строгать рубанком и выпиливать замысловатые узоры. Несколько вечеров подряд сын столяра подолгу задерживался у верстака. Он выпросил у матери тряпицу, пропитанную рыбьим жиром, и при свете фитиля пилил, строгал, вытачивал. На третье утро, побледневший от бессонницы, он показал отцу модель маленького, похожего на сигару самолета.