Михаил Зуев-Ордынец - Бунт на борту [Рассказы разных лет]

А на верхнем мостике в это время Лобадин, Оскар Минес и Петр Колодин рассматривали в бинокль город, порт, набережные и прилегающие к ним улицы, занятые войсками и полицией.

— В порту не менее двух рот пехоты! — сказал Лобадин. Опустил бинокль и Оскар Минес. — На крыше Батарейных казарм сидят артиллерийские наблюдатели. А во дворе конные жандармы и казаки!

— Посмотрите в сторону Балтийской мануфактуры! — воскликнул возбужденно Колодин. — Туда драгуны на рысях подходят!

На мостик взлетел Степа Гаврилов.

— Своими ушами слышал! — закричал он еще на трапе. — Кондуктор Давыдов тихо приказал ученикам: «После ужина разбирайте винтовки и по моему сигналу бросайтесь на главарей!»

— Начинается! — мрачно сказал Колодин. — Говорил ведь я, что шкуры-кондукторы покажут нам кузькину мать!.. Слышите? Вот оно, самое!

Внизу раскатились два винтовочных выстрела, затем ударил залп. Ученики и кондукторы рвались на верхнюю палубу, но матросы согнали их вниз. Там контрреволюционеры одержали первую победу: захватили кормовую батарею и освободили офицеров. Теперь они орудовали по четкому плану, а революционные матросы из-за внезапности нападения действовали разрозненными группами, а то и в одиночку.

Бой на палубах крейсера длился более часа с переменным успехом. Кондукторы и ученики заняли было машинное отделение и кочегарку, но были выбиты оттуда машинной вахтой. На верхней палубе матросы-революционеры очистили бак, но у них не оказалось там вожака, руководителя. Лобадин с матросом Котихиным бросились к ним и добежать не успели. Кондукторы перехватили их и погнали в обратную сторону, к юту.

— Котихин, к пулемету! — крикнул Лобадин, взбегая на кормовую пристройку.

— Стой! Бросай оружие! На распыл пущу! — закричал Котихин, водя пулеметом.

— Не балуй, дурочка! — засмеялся кондуктор Лавриненко и спокойно пошел прямо на пулемет. — Пулеметы мы давно испортили. И пушки тоже!

Котихин ударил кулаком по замку молчащего пулемета и от ярости заплакал. Лобадин бросил револьвер. Все патроны были расстреляны.

— Сдавайся! — крикнули ему снизу.

— Живым не возьмете! — гордо ответил он, поднимая правую руку. В кулаке было что-то зажато.

Враги бросились к нему по обоим трапам. Лобадин метнулся им навстречу, но споткнулся и упал, выронив из правой руки детонатор. Тот взорвался и ранил Лобадина в живот. Потом озверевшие враги кололи его штыками, били прикладами, ногами. Так, героем, не сдавшись врагам, погиб командир революционного крейсера «Память Азова», матрос-большевик Нефед Лобадин.

А к «Памяти Азова» спешили со стороны города крейсер пограничной стражи «Беркут» и два портовых буксира. Их палубы были забиты жандармами и городовыми. Нападавшие применили тактический прием времен парусного флота — абордаж. Суда сцепились бортами. Жандармы и городовые лезли на палубу крейсера, матросы сбивали их штыками, прикладами, гандшпугами, кидали на их головы бочонки, куски угля. Дольше всех держался командный мостик. Там с десятком матросов сражался Оскар Минес. Когда оборонявшиеся расстреляли все патроны, Оскар отказался сдаться и прыгнул в море. Проплыв под водой метров тридцать, он вынырнул набрать воздуха. По нему начали стрелять, он снова нырнул. Он уплывал все дальше и дальше, но его настигла посланная в погоню шлюпка.

В семь часов вечера с мачты крейсера был спущен красный флаг.

Вечером 20 июля на крейсере был арестован почти весь основной экипаж.

Следствием руководил главный военно-морской прокурор. Из Петербурга ему дан был наказ «не тянуть и не миндальничать». Прокурора особенно интересовал Оскар Минес, он же тамбовский мещанин Петров. Кто он в действительности? Охранка, наконец, расшифровала его. Это оказался профессиональный революционер-большевик Арсений Иванович Коптюх. Ему было всего двадцать лет.

Следствие продолжалось неделю. Допрашивали, а потом судили и здоровых, и раненых, даже тяжело раненного, обмотанного бинтами Ивана Аникеева. На скамью подсудимых посадили девяносто два человека. Пятого августа суд Особой комиссии вынес приговор: восемнадцать человек — к расстрелу, двенадцать — на каторгу до двадцати лет, тринадцать — в тюрьмы и дисциплинарные батальоны, пятнадцать — к наказанию в дисциплинарном порядке.

Приговоренным к смертной казни дали только полчаса на письма к родным. В три часа ночи их привели в губернаторский сад и привязали к канату, натянутому между деревьями. Плечом к плечу стояли Арсений Коптюх, румяный весельчак Степа Гаврилов, стройный красавец Петр Колодин, радиотелеграфист Николай Баженов, защищавший Лобадина в бою матрос Котихин и остальные тринадцать. Раздалась команда: