Ольга Трифонова: Закон Паскаля

Появление его с сумкой, полной бутылок, вызвало прилив веселья и в без того уже радостной компании.

— Я за Светой пойду, — отбивался Сергей от приказаний немедленно выпить, — я же мигом, она уже готова.

— Успеется, — негромко сказал Сомов, но почему-то все услышали, — садитесь, — и сразу, словно по волшебству, свободный стул рядом с ним, и удивленно-завистливый взгляд Кузяева.

— Я все… — негромко сказал Сергей Сомову, пока разливали.

— За Сергея Дементьевича, — громко перебил Сомов, — за самого молодого и потому, не побоюсь этого слова, самого перспективного нашего товарища.

Сергей почувствовал, как сладкая волна счастливой гордости поднялась в нем и краской прилила к лицу: чокаясь рюмкой, он, сквозь туман, видел глаза сотрапезников, удивленные, завистливые, ободряющие, и ни одних, вот что было прекраснее всего, ни одних насмешливых. Только у Сомова, с ним чокнулся последним, что-то вроде жалости, да и не жалость, а сострадание на миг, и тут же дружеское, теплое.

— Я пойду, — хотел встать.

— Еще по одной, — приказал Сомов, — за тех, кто в тайге.

Потом пили за трубки открытые и неоткрытые, потом за директора пансионата, еще за что-то. Сомова будто прорвало, слова никому не давал сказать, тост за тостом провозглашал.

— Да не гони ты так, — взмолился Кузяев, сомовский сокурсник, единственно имеющий право на «ты», — у нас все впереди.

Сергей воспользовался моментом, шаркнул стулом.

— Куда! — тотчас отреагировал Сомов, и вдруг трезво: — Ну, ладно, пожалуй, и впрямь пора, — будто, проверив готовность Сергея к важному делу, отпускал, удовлетворенный увиденным.

— Я мигом, — пообещал Сергей, — не пейте без нас, отдохните.

— Поторопитесь, а то я еще не все слова про вас сказал, — крикнул вслед Сомов, — всю жизнь жалеть будете.

Это уже было что-то совсем странное, Сергей даже замер у двери, обернулся в очумелом недоумении счастья.

— Все только начинается, — пообещал Сомов, — все только начинается.

Сидел бледный, откинувшись на спинку стула, и за блеском очков не разглядеть глаз.

— Ты что? — спросил оторопело с порога, — ты что же не готова?

Светлана в халате сидела в кресле, на коленях книга.

— Давай быстренько, нас ждут, — распахнул шкаф, снял вешалку с длинным платьем, — давай, моя радость, не капризничай.

— Это обязательно?

— Ну что за вопросы, — нагнулся, отыскивая в полутьме ее туфли.

— А иначе отразится на твоей карьере.

— При чем здесь карьера? Вот эти годятся? — пожал плечами. — Ну при чем здесь карьера, — Сергей начинал сердиться, — он стоящий мужик и заслуживает уважения.

— Такого большого, что ты грузил его чемоданы.

Когда-то занимался дзюдо, инструктор объяснял, что боли нет, ее не может причинить другой человек, только ты сам себе, она внутри тебя. Он принял эту теорию, помогала часто, не всегда, правда, но часто, и никогда не думал, что бывает такая сильная боль: словно дали под дых, внезапно, коротко и беспощадно. Он даже согнулся.

— Зачем? — спросил тихо, отрезвев от боли.

— А зачем ты холуй?

Этого удара уже не почувствовал, все онемело, только голова была ясной. Спинномозговой наркоз, делали при энцефалите, такое же состояние.

— Послушай, — сказал обыденно и откашлялся, аккуратно поставил на пол туфли, комната чуть качнулась, когда распрямился, — послушай, — хрустнул пальцами, сцепив их, специально так сделал, зная, что терпеть не может, — ты живешь, ничего не зная о жизни. И оттого у тебя в голове полный кавардак. Не мешало бы проветрить. Сейчас мы это сделаем. Ты все время играешь плохой спектакль. Ты морочила мне голову дурацкими букетами под своей дверью и письмами с заумными рассуждениями о том, что все мы одиноки, вычитанными в популярных брошюрах о буддийской философии, а на самом деле тебя элементарно бросил какой-то прохвост, предоставив самой выпутываться из элементарной ситуации. Ты и мне роль отвела влюбленного Иванушки-дурачка, на плечо которому села Жар-птица. Я ее играл честно. Теперь хватит. И тебе пора за ум браться, Светлана Андреевна, не девочка уже.

— Носить чемоданы? Жаль, что ты не сообразил раньше, мог бы отличиться еще больше. Мячи на корте подбирать.

«Завидное спокойствие. А лицо плохое, обглоданное, будто марафон пробежала, и книгу эту прочитала давно, «Love story», душещипательный роман».

— Ты все думаешь, что оскорбляешь меня, — рассмеялся легко и дверцы шкафа прикрыл аккуратно, чтоб спиной прислониться к чему, — да пойми, я не только мячи ему готов носить, рюкзак в экспедиции, жратву готовить, только бы разрешил. Что ты знаешь о нем, о его судьбе, о его характере? Да ты и обо мне ничего не знаешь.