Кузьма Чорный - Третье поколение

— Что еще слыхать?

— Реквизиция будет.

— Может быть, уже приезжали?

— Нет. Меня самого в волость вызывали. Сегодня. Спрашивали, сколько могу сдать старого хлеба и сколь­ко собрал нового.

Отворилась дверь, и старая Скуратовичиха внесла туго набитый мешочек. Она заплакала.

— Боже мой, боже! В такие годы парень не живет, а хоронится в лесу, чтоб людям на глаза не попадаться.

Спустя минуту Толик Скуратович сидел за столом и ел, а еще минут через десять он уже выходил с хутор­ского двора. Он нес мешок с продуктами и прижимал под гимнастеркой револьвер. Толик шел спокойно и даже тихонько насвистывал. Он надеялся, что без всяких приключений как и всегда, дойдет сейчас до ельника и там примкнет к своей компании. Он уже минул раз­весистый дичок, когда где-то вдали, по ту сторону хуто­ра, послышался как бы конский топот. Толик нащупал под гимнастеркой оружие и вернулся к дереву. Присло­нился и стал вслушиваться.

«Если бы что-нибудь такое, — подумал он, — собаки отозвались бы».

И действительно, собаки тут же дали о себе знать. Послышались ожесточенный лай и визг. Но больше ни звука, как если бы собаки лаяли на мертвого. А Толик стоял, притаившись, под грушей и прислушивался. Он увидел, как в окнах на хуторе засветился огонь. Затем уловил человеческие голоса, но слов разобрать не мог. Заскулила собака — видно, ее ударили. Вдруг все стихло, и вот он расслышал тихие голоса уже по эту сторону хутора и стук копыт на дороге.

«Конные», — подумал Толик и со всех ног пустился бежать в ельник. Там он притаился за первой же при­дорожной елью и пропустил мимо себя целый отряд конников. Он догадался, что это отряд, который ловит дезертиров. Когда конники проехали, он медленно на­правился в чащу леса. Под утро тучи рассеялись, вы­глянула луна. Толик Скуратович лежал под кустом на кожухе и видел вокруг себя своих товарищей.

На следующий день, в послеобеденный час, в этом самом лесу по неровной, ухабистой дороге двигались две крестьянские подводы. На передней сидел человек средних лет в черном френче, а рядом с ним — два красноармейца с винтовками. У того, что во френче, тоже была винтовка. На другой подводе ехали три красноармейца.

Там, где дорога выходила в поле, лес замыкался не­проходимой чащей. Рядом со сплошной стеной старого леса шла полоса молодого ельника. Через эту полосу, казалось, невозможно пробраться. И вот из этой чащи за двумя подводами зорко следил человек. Он не спу­скал с них глаз до тех пор, пока они не скрылись где-то на хуторе Скуратовича. Тогда наблюдатель развалистой походкой двинулся в глубь леса. Прислонившись к де­реву, он заговорил:

— Можно было бы подумать, что это дезертиров ищут. Но зачем к солдатам комиссар по продразверстке едет? А если он едет проверять разверстку, то к чему ему столько солдат?

— А может быть, это вовсе не комиссар? — раздался голос из-под куста.

— Он. Я его узнал.

— Куда же они поехали?

— На ваш хутор. — И он заглянул под куст, где ле­жал Толик Скуратович и мусолил окурок. Вскочив на ноги, Толик заговорил:

— Зачем ему солдаты? Догадаться не можете? Не­давно, когда я ночью ходил домой за хлебом, я видел и слышал, как на наш хутор приезжал целый отряд — дезертиров искали. Меня искали! Я стоял под грушей в поле и слушал. Стало быть, когда поехали за развер­сткой, подумали: где есть дезертиры, там могут и раз­верстку не дать. Поняли?

— А почему они должны обязательно так думать? — спросил кто-то, оробев.

— Дурень! А почему им не думать, что мы можем им головы свернуть?

— Чья сегодня очередь идти за хлебом? — спросил после паузы все тот же трусивший парень, желая, ви­димо, сохранить мирный тон разговора.

Но Скуратович гнул свое:

— Надо податься поближе к дороге. Дело к ночи. Нужно быть у дороги: а вдруг кого-нибудь защищать придется.

— Кого?

— Может быть, моего отца уже ограбили?

— Почему это вдруг?

— И твоего ограбят. Нечего так бояться.

Собирались ли они и в самом деле кого-нибудь за­щищать или нет, но поближе к дороге все же перебра­лись. Наступал вечер. Еще было сравнительно светло, а под ельником уже сгустился сумрак. На самую до­рогу не вышли, только один из них улегся на мох под вторым от дороги кустом. Им прямо-таки не терпелось увидеть, выедет ли из хутора и когда именно «комиссар по продразверстке».

Однако со стороны хутора никто не ехал и не шел, хотя там и было неспокойно. Часа за два до приезда комиссара и красноармейцев началась грызня, ставшая обычной в эти дни на хуторе. Вернее сказать, «грызла» только Скуратовичиха. Зося слушала и больше отмал­чивалась. Она недавно вернулась на хутор.