Михаил Анчаров - Как птица Гаруда

— Все ж таки нас трое.

Сказали Немому. Он надел кепку и ушел.

А потом от Марии письмо пришло, и Зотовы узнали, что это Немой разыскал Олечкину родню. Сам отыскал. Вот зачем приезжал, вот какие у него были дела.

…Что же ты с собой наделал, братишка мой? Олечка ушла от нас. Годы отпустила тебе судьба, братишка мой, чтобы ты решился. Но ты решился лишь на разлуку…

Как понять тебя, брат мой Немой?

Пасмурная погода стояла, когда Зотов с Олей, Немым и Марией поехали в деревенские места.

«„Деревенщина моя золотая, бриллиантовая“, как сказала Маше цыганка во Владимире, откуда мы должны были на попутной добраться в село, старое, родовое, откуда даже еще и не Зотовы, а Изотовы произросли. И я знал, что там на старом кладбище схоронены здешние предки Непрядвиных, и там вдали муромские леса, и там село Карачарово, откуда Илья Муромец.

Серое небо, тихо, листва шелестит. Хорошее село, близко от шоссе, тем и спаслись, когда трудодни не кормили. Председателя того, знакомого, на войне убили, завхоза, который Витьке гуся Ага-гу подарил, тоже… И знакомых в селе никого, кроме движка, который с тридцатых годов чиненый-перечиненый, а электричество давал, но и ему приходят последние дни. Осенью к городской подстанции подключат».

Ходики тикают, Немой печку топит. Оля сидит в красном углу и на Немого смотрит.

Приходил чернявый бригадир по прозвищу Яшка Колдун. Ростом с Зотова, а на Марию снизу вверх смотрит. Воспитанник ее из детского дома военных лет. Так и остался тут и Олечку помнит. Мария по улице идет, ей бабы кланяются.

— Уважают, — говорит Зотов. — Машенька, ты никак начальство здесь?

— Нет, — смеется.

Яшка Колдун сказал: «Бабы верят, когда Мария больного ребеночка на руки берет — ребеночек выздоравливает».

— Живи тыщу лет, мама Мария, — сказал Яшка Колдун. — А я возле тебя… А кто тебя от нас уведет, тот мне враг по гробовую доску…

— Нет, — говорю, — Яшка. Не трудись гневаться. Машенька со мной не поедет… Она меня любит…

— Не пойму я вас.

— Я тоже, — говорю. — А кто она у вас?

— Телятница. Лучшая в округе. Она всю жизнь с детьми.

— Это я знаю. Она и Немого взрастила, и Олечку.

— И меня… К ней дети идут.

— А от меня бегают, — говорит Зотов. — Как сначала пошло, так и посейчас.

Сидели возле церкви на камне, на плите надпись: «Непрядвинская».

— Род старый, — говорит Зотов. — И не осталось никого.

— Судьба побила.

А Зотов думает: «Какого дьявола! Почему они не вместе? Геройская душа, брат мой бессловесный, и Оля, женщина нежная и прекрасная…»

Тут служба кончилась. Мария вышла и говорит:

— Ты, Яша, иди. Нам поговорить надо.

Яшка Колдун ушел, ревниво оглядываясь. Галки на ветлах дурака валяют, движок постукивает.

— Ну, пошли бумаги смотреть, — сказала Мария.

— Какие бумаги?

— Оля велела тебе отдать. Это бумаги ее дяди-профессора. Сохранились.

Зотов ахнул:

— Как они к тебе попали?

— Попали, — ответила Мария.

Дотом в избу дали свет. Олечка и Немой в углу рядом сидели. Мария вышла.

— Афанасий, — спрашивает Зотов. — Это ты Марии профессоровы бумаги принес?

Разве у него добьешься?

Мария принесла тетрадь толстую, в платок завернутую. Протянула Оле.

— Петр Алексеевич, это вам, — сказала Оля.

Зотов открыл. На первой странице, зелеными чернилами: «Структурный подход к производству и аграрному вопросу. Наброски».

— Петя, что с тобой?

А я и сам не знаю, что со мной.

— Олечка, — говорю. — Тебе дядя не говорил, что был расстрига?

— А что это? — спрашивает она.

— Бывший священник! — Это я так.

Мария вышла. Спрашиваю:

— Родные мои… Вам вместе постелить?

Оля посмотрела на меня огненно, побелела и кивнула. А Немой мотнул головой — нет, потом еще раз мотнул: нет. И вышел.

Олечка дрогнула, уронила лицо на руки. Вошла Мария, принесла мне подушку и одеяло.

— Не годится так, Петя, — сказала. — Ты брата не знаешь. Пошли, Олечка.

И они вышли. Я до утра читал.

Главная мысль Агрария-расстриги: «Поле живое. Не в переносном смысле, в буквальном. В нем живности от микробов до червей и прочее — 300 — 400 кг на кубометр почвы. И поэтому зерно посеять — это не гвоздь вбить в доску, а жильца поселить в общежитие».

Эта мысль показалась Зотову поразительной, но не по его ведомству. А дальше Аграрий ставил вопрос так: «Чем отличается план от проекта? — И отвечал: — Тем, что о проекте нам известно все, а о плане плохо известно, кто его будет выполнять». То есть у него получалось, что даже если замечательно спланировать, чего и сколько выпустить, то результаты все равно неизвестны, так как все — ВСЕ — зависит от тех, кто будет эти планы выполнять. И в конечном счете все упирается в исполнителя, т. е. в субъективный фактор — в «хочу», «не хочу».