Михаил Анчаров - Как птица Гаруда

— Мама, я вернусь! Вот увидишь!

А мама ее — только руками за виски держится.

Вот так. И умчалась их любовь. Чужую ненависть бить.

А через два дня Немой пропал со своей девочкой.

Вернулся один. В июле.

Где был? Где девчонку пристроил? Неизвестно. Думали, по военному времени ему что будет за это, — однако ничего не было.

С работы уволился, пришел домой с солдатским мешком. Поклонился Зотовым и ушел. А во дворе его Анкаголик ждет, тоже с солдатским мешком на плече.

— Ничего. Не волнуйтесь, — сказал Витька. — Все нормально… Так надо.

И повестку достает на свое имя. Таня крикнула:

— Сыночек!..

Немой ушел, сыновья ушли — Серега и Виктор, из братьев — Николай ушел, его старший ушел, Валька ушла. Хотел и я, Зотов Петр Алексеевич, но завод отказал: «Стоп! На тебя бронь. Будешь мальчишек учить. Тебе 46. Понадобится — отпустим…»

Знакомое дело, думаю, и в ту войну я не в первый год пошел.

Ладно. Поработаем пока и книжки спасем, какие успеем. На Кузнецком мосту, на лотках магазины нипочем продавали старые книги. Защита должна состояться, хоть ты тресни, а защита должна состояться.

Мчатся машины. Состоится защита.

Ну ладно.

Еще в сентябре 41-го прибежал Витька из казармы, уселся напротив меня и смотрит в окно на пустой двор.

— Я вот чего не пойму, — говорит. — Монизм признает, что у всего на свете есть одна причина. И идеалистический монизм и материалистический — у обоих одна причина для всего на свете, так?

— Ну так.

— А скажи… Дуализм может быть материалистический?

— Дуализм материалистический?… Погоди… Дай разобраться… Нет, — говорю, — пожалуй, дуализм материалистический быть не может.

— А жалко, — говорит он. — А то бы все складно получилось.

— Зачем тебе?

— Хочу понять, почему все со всем связано… Значит, дуализм материалистический не бывает?

— Нет, — говорю. — У него причины-то две да хотя бы одна из них обязательно нематериальная — ДУХ…

— А если доказать, что дух это тоже материя?

— Тогда опять будет не дуализм, а монизм… Причиной-то всего опять станет материя.

Тогда, не оборачиваясь от окна, он сказал:

— А если доказать, что дух — это другая материя, особенная, неведомая еще, на обычную материю непохожая, тогда что будет — материализм или опять идеализм?

— Не знаю, — говорю. — Похоже, что материализм, только какой-то чудной.

— Почему — чудной?

— Потому что материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении.

— Так ведь и тут будет то же самое, — говорит Витька. — А сколько этих видов материи — хоть одна, хоть две, может, десять — не все равно?… Важно, чтоб они были на самом деле, а не выдумка, не мираж…

— Ну если так… — говорю.

На том разговор и окончился. Мне тогда было не до двух причин всего сущего, мне бы и с одной управиться — с работой, тело свое бренное кормить, страну вооружать. Однако разговор этот имел продолжение.

Перед тем как Витьке на фронт уходить, он прибежал из казармы в увольнительную и говорит, когда уж выпили отвальную:

— Отец, я Сапожникова встретил в Сокольниках, когда присягу принимал.

— Кто такой?

— Да ты знаешь. Из нашей школы. Он теперь в саперах.

— Ну и что?

— Помнишь, мы с тобой про монизм и дуализм говорили?

— Нашел о чем помнить… У тебя на сколько увольнительная?

— Погоди, — говорит. — Любопытное дело… Сапожников тоже считает, что мину разобрать можно, а потом собрать, хоть вслепую… А человека или даже блоху — разобрать можно, а обратно сложить нельзя — в принципе.

— Это уж точно, — говорит Зотов. — Который месяц разбирают, а еще ни разу покойники не оживали.

— Ладно, вернемся с войны — разберемся.

— Вот это ты дело говоришь. А вернешься?

— Вернусь.

Тут его стали со двора звать и окликать.

— Эх, Витька, кабы знать, кто вернется…

— Ничего, — говорит. — Ты вернешься, и я вернусь, и немой Афанасий вернется.

— А Серега с Валечкой?

— Иду! — крикнул он в фортку. — Иду!.. Ну, до свиданья, отец. Жди.

Обнялись мы, а он рюмку-лафитничек задел и на пол опрокинул.

— Ничего, — говорю. — К счастью… Ну, беги.

Он выбежал. Эх… к счастью… Машина загудела. Я выглянул — «ЗИС-101», лимузин со двора пошла. Вот на каких машинах Витька теперь ездит. Похоже, приглядели его для надобностей.

Тишина во дворе настала. Кто в эвакуации, как Таня с дедом и бабушкой нашей тишайшей, кто на войне, кто в дороге, кто на работе. И мне в ночную идти.

Так и не успел Витька ответить насчет Сереги и Валечки. А писем все нет и нет.