Анатолий Рыбаков - Водители

– Общо, общо, – сказал Иванов, открывая дверцу машины и поворачиваясь к Канунникову. Нужно конкретнее. Вы подумайте, какую работу вы бы взяли, такую, настоящую, чтобы по специальности, а главное, как вы говорите, по силе возможности. Понятно?

– Понятно, – осипшим голосом выговорил Канунников.

Иванов уехал. Вслед за ним, ни с кем не попрощавшись, уехал и Канунников. В кабинете остались Поляков и Тимошин.

Шоферы хлопотали у новых автобусов. Мощные машины, рокоча моторами, выезжали из ворот. Их провожала толпа свободных от смены рабочих. Дежурный диспетчер, посматривая на часы, взмахивал рукой, давая отправление. Была в этом некая торжественность, как и обычно, когда новые машины, выезжая в первый рейс, начинают свою трудовую жизнь.

На стройке, возле склада, выгружали станки в больших деревянных ящиках, меж планок виднелся черный толь. Скоро начнется монтаж оборудования. Исчезнут следы стройки; вместо кирпича и леса здесь будет металл, вместо строительных механизмов – автомобили, и грохот бетономешалок заменит равномерный стук станков.

Поляков видел удачи и неудачи, достижения и ошибки. Но вот стоит большой гараж, и в нем не три машины, как было когда-то, а триста. Вот новые мастерские – начало целого завода. Разве не малое дает жизнь большому?

– Акт на передачу конторы Королева принесли, – сказал Тимошин, разглядывая лежащие на столе бумаги. – Уходят понемногу. Да и мастерские, наверно, скоро уйдут; расстанемся мы с тобой, Михаил Григорьевич.

Уходят Королев и Валя, бывшие грузчик и кондуктор, но уходят они на большое дело, которое сами создали и которое создало их. Уйдет бывший ученик токаря Тимошин – талант-ливый изобретатель, настоящий коммунист. И на смену им идут новые – Демин, Нюра… А там? Кто знает, может быть, Пашка Севастьянов и Венька Гордеев опередят всех? Разве не стоило отдать этому столько лет труда и разве не в этом настоящая жизнь?!

Не отрывая взгляда от станков, Поляков сказал:

– Наши дела – как наши дети: вырастая, они уходят в собственную жизнь.

– Да, – сказал Тимошин, – но из-за этого мы любим их не меньше.

Москва

1949 – 1950