Эмманюэль Бов - ЛОВУШКА

– О! Мне это известно.

Бриде рассмеялся. Его ситуация представилась ему вдруг с неожиданной стороны. Приезд его жены сделал из него просто идиота. Все происходило, словно взгляды, которые он мог высказать, как бы разрушительны они ни были, были безобидны, словно он был какой-нибудь дурачок, действительно голлист, но голлист по причуде. Достаточно было его немного одернуть, припугнуть, чтобы он снова стал на правильный путь.

– По сути, ты выставила меня просто кретином, – сказал он, продолжая смеяться.

Иоланда рассердилась.

– Как ты можешь говорить мне такое?

– Да, убогий бедолага, который вбил себе в голову, что он голлист, потому что послушал разок "Радио Лондон".

– А если даже и так, тебе-то что с того?

Бриде не ответил. Было ясно, что Иоланда не понимала, что за жалкой наружностью человека мог стоять идеал гораздо более возвышенный.

– Ты же пытался сойти за приверженца Петена. Что тебе стоит изобразить идиота? Единственно, что важно, так это выпутаться из этой скверной истории, в которую ты попал.

– Если бы только это, – сказал он, – то тогда ничего.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что мы можем быть просто счастливы, ты и я, если завтра утром нас обоих не арестуют. Уж поверь мне, нельзя доверять этим типам. Это немцы, ты понимаешь. Они еще более немцы, чем сами немцы.

– Не говори так, милый. Ты не знаешь, что они думают.

– Я не знаю, что они думают, но я знаю, что они делают. Но ладно, не будем говорить об этом, что сделано, то сделано.

Бриде приблизился к кровати и взял жену за руки. Он долго смотрел ей в глаза. Она не любила этого. Ей было не занимать смелости, но по какой-то физической слабости, когда на нее так смотрели, она каждый раз опускала глаза, и когда подымала их снова, то было заметно, что она стыдилась своей слабости.

– Послушай меня, Иоланда.

– Я тебя слушаю, милый, – сказала она, пользуясь случаем отвести глаза.

– Соссье просил меня вернуться. Тебя он тоже попросил. А мы не пойдем. Я уверен, что если я вернусь, меня больше не выпустят. Они захотели схитрить. Они меня выпустили. Я воспользуюсь этим, и буду еще хитрее их.

– Ты не можешь так поступить, – сказала Иоланда.

Бриде продолжил, словно не услышав.

– Завтра утром мы сядем на поезд. Мы поедем в Лион, а оттуда в Париж. Там все-таки другие люди. Там, на месте, я найду, как мне уехать в Англию. Я был идиотом, но не в том смысле, в котором ты думаешь. Я был идиотом, что мог подумать, что Национальная революция – это только прикрытие.

– Успокойся, милый, – сказала Иоланда, которая не любила, когда ее муж говорил о себе с подобным небрежением.

– В Париже, я найду французов, других французов, понимающих французов. Опять же, там – немцы. Там, по крайней мере, французы будут солидарны между собой.

– Я согласна, – сказала Иоланда, – мы поедем. Но мы не успеем собраться к завтрашнему утру. Хоть один раз, давай будем действовать с умом. Воспользуемся их расположением. Все же тебе будет спокойней, если ты сделаешь то, о чем они просят. Они не будут больше в нас сомневаться. И у тебя, впоследствии, будет больше шансов преуспеть в том, что ты собираешься сделать.

– Говори не так громко, – сказал Бриде.

Иоланда с удивлением посмотрела на мужа.

– Ты с ума сошел. Не думаешь же ты в самом деле, что они и здесь следят за нами.

– Я тебе говорю, не так громко.

Они помолчали, потом Иоланда сказала:

– Мы пойдем к Соссье вместе.

Бриде не ответил. Он думал о другом. Наконец, он пробормотал:

– Теперь я понял. Мне просто не хватило смелости. Я не захотел рисковать. Я хотел, чтобы у меня все было в порядке, документы, официальная командировка. Вот в чем моя ошибка. Когда ты по-настоящему хочешь что-то сделать, не следует бояться опасности. В особенности, не следует ни у кого ничего просить. Нужно рассчитывать только на себя. Я понял. Виши мне преподал урок. Итак, мы договорились, не так ли? Завтра мы едем в Лион. Оттуда – в Париж. В Париже-то я найду, как добраться до побережья и переправиться в Англию. Это будет опасней, но достойней.

Иоланда встала с постели. Она накинула пальто и туфли, чтобы не ходить босиком по этой чужой комнате.

– Я не могу тебе помешать, милый. Но я нахожу неразумным с твоей стороны постоянно проявлять нетерпение. Ты ждешь три недели, и в последний день, в момент, когда все вот-вот уладится, ты действуешь, как тебе взбрело в голову. К чему это приведет? Они всполошатся. Они решили оставить тебя в покое. Они подумают, что ты испугался. Они решат: если ты боишься, значит, ты виноват. Они будут тебя разыскивать. Я тебя предупреждаю, они будут тебя искать. Словом, поступай, как знаешь, милый.