Лев Правдин: Область личного счастья. Книга 1

И топоры угомонились до раннего рассвета.

А Виталий Осипович все стоял и смотрел на первозданный хаос стройки, и завтрашние заботы уже овладевали им.

Но вот он услыхал, как посыпались камешки по откосу и раздались чьи-то легкие шаги. Он не спеша, как и подобает начальнику, обернулся и увидел человека, поднимающегося от реки.

Голова этого человека в старой кепочке того неопределенного цвета, про который не скажешь даже, что он сероватый, казалась непомерно маленькой на широких плечах. Большие руки, как и полагается при крутом подъеме, раскачивались, почти касаясь земли широкими ладонями.

Но когда человек поднялся и подошел, Виталий Осипович с удивлением увидел, что был он среднего роста, но необычайный размах плеч и широкая, коробом стоящая грудная клетка создавали впечатление странной несоразмерности. Казалось, взяли большого человека и все обрубили до малого размера. Но шел он легко, скоро, как бы подлетая при каждом шаге, словно широкая его грудь была наполнена одним только воздухом.

А был он немолод. Коричневое, навек обожженное таежным, крутым загаром с немногими крупными морщинами скуластое лицо, колючие пронзительные глазки того же цвета, что и его маленькая кепочка, круглый вздернутый нос с широкими ноздрями и очень толстой переносицей, рыжеватая и такая растрепанная клочковатая борода, какая бывает сразу после настоящей драки, — все это Виталий Осипович успел разглядеть за долю минуты, которая понадобилась неизвестному старику, чтобы подойти и поздороваться.

Пожимая руку, старик певучим таежным говорком сообщил:

— Фамилие мое, значит, такая — Обманов.

— Отчего же так? — удивился Виталий Осипович, соображая, где и в связи с чем слышал он эту странную фамилию.

Пристально поглядев на нового начальника, старик часто помигал мокрыми без ресниц веками и быстренько объяснил:

— В названии своем человек не повинен. Обманом в здешних местах не проживешь. Не-ет. Это в городе — может быть. А у нас нет. Здесь человек весь на виду — как лесинка в воде…

Едва старик упомянул про лесинку, брошенную в воду, как Виталий Осипович сразу сообразил, что перед ним стоял не кто иной, как тот самый Петр Обманов — сплавной мастер.

Охотно и сразу принял Виталий Осипович предложение переночевать в лесной избушке Обманова и, если поглянется, пожить в ней, сколько надо.

Это была редкая удача. Найти квартиру здесь было невозможно. Сам начальник строительства жил в комнатушке, выгороженной в конторе. В деревушке Край-бора, что находится в километре от стройки, невозможно было сыскать ни одного свободного угла. Все было занято первыми строителями: плотниками, землекопами, бурильщиками.

И вот они сидят у костра, по обе его стороны, а кругом необыкновенная тишина белой ночи, когда отсутствуют ясные звуки, резкие тени и четкие контуры. Такая тишина и такие неясные очертания неправдоподобны, как сон.

Петр Трофимович, то исчезая в дыму костра, то вновь появляясь, сыплет звонкие, как каленые кедровые орешки словечки:

— Я многое знаю. Мужики здешние и то удивляются. Тебя, говорят, Петра, надо бы в лешие определить, да теперь отменено это звание. Однако темноты у нас еще достаточно. Все-таки они меня колдуном почитают. Дурачки, говорю, пятачки, вас какая-то сила по всей земле мотает, вот вы ничего и не знаете, а я твердо на месте живу, все на моих глазах происходит. Мне тут каждая сосна — родня, каждая елка — кума… Так-то, мужички-пятачки…

Говоря, он посмеивался, то и дело растягивая толстые губы под редкими, как у кота, усами и блестя чистыми молодыми зубами. И невозможно было понять, говорит он всерьез или шутит. Виталий Осипович еще не привык к этой его странности. Он спросил:

— Почему мужички-пятачки?

— Присловье у меня такое, — отмахнулся Петр Трофимович и хмуровато помолчал с минуту. Потом опять пошел сыпать:

— Есть у нас в здешней местности некоторые жители, напуганные с малолетства… У них тут артель. Раньше, до войны, баржи-солянки ладили, а теперь в город дрова сплавляют, по договорам. Ну все это не главное дело. Молельня у них здесь. Души спасение. Деды ихние, а может быть, и прадеды от казенного бога сюда бежали, в Дикие места. Так вот и живут. Всего боятся, а пуще всего нового гонения, — вы, значит, как бы их с места не согнали. Бежать-то еще куда?

Он вдруг обернулся и негромко позвал:

— Давай, бегуны, подходи!

И сейчас же Виталий Осипович ощутил какое-то движение, вдруг возникшее вокруг того места, где он сидел. Какие-то тени заходили в мелком ельнике и, словно свиваясь из белесого тумана, начали обозначаться фигуры людей.